Беспамятство чиновников

Долгие годы они жили надеждой. В годы войны - на победу, потом - на светлое будущее, а затем… подошла старость. Вполне уважаемая, с многочисленными почетными званиями, грамотами и благодарностями, заботливо хранимыми как отчет перед собственной совестью. И перед Родиной, которая приняла их труд ценою в жизнь, чтобы тут же о нем забыть…

За «светлое будущее»…

- Вынести хроническую усталость и голод, в том числе и подросткам, работавшим наравне с взрослыми, помогали энтузиазм и уверенность в победе, - вспоминает Павел Леонтьевич. - Однажды во время обеда в цехе, обессиленный, прислонился я к сырой промерзшей каменной стене и мгновенно заснул. Заснул, зажав в руке кусочек хлеба, который так и не смог от усталости съесть.

За работу полагались: 600 граммов хлеба в сутки, деньги и продовольственная карточка. Только отоварить карточку практически было невозможно: в радиусе 18 километров от завода магазинов, кроме хлебного, не было. А потому карточки нередко скупали перекупщики за символическую цену. Вырученные от этой продажи крохи Павел делил с сестрой, которую ему иногда удавалось навещать в детском доме и которая осталась единственной родной душой на всем белом свете. Два старших брата - Владимир и Иван - погибли в бою.

Детство для Павла закончилось еще перед войной. В их большую крестьянскую семью, жившую в деревне Мироново под Себежем, голод и боль потерь пришли раньше. Мама умерла, когда Павлу было семь лет, двум его старшим братьям немногим более, еще трое детей были мал мала меньше. Отец понимал, что в голодные тридцатые годы прокормить семью в деревне не сможет, и отправился на заработки в Ленинград. С тех пор никакой весточки о нем Павел не получал. В Казань судьба забросила Павла в 1941-м году, куда они были эвакуированы вместе с семилетней сестрой. Их приютила татарская семья. Но вскоре детей разлучили - Павла направили на авиационный завод, сестру - в детский дом.

Завод-гигант, на который пришел Павел, напоминал ему город-крепость, огороженный высокой каменной стеной. Здесь «ковали победу» десятки тысяч людей. Он получил специальность фрезеровщика, ему доверили серьезную и ответственную работу - изготовление деталей для моторов самолетов. Павел не раз видел, как с близлежащего аэродрома поднимались и брали курс в сторону фронта величественные крылатые машины. Великая радость переполняла в такие моменты сердце подростка, ведь в них была частица и его труда. Работали по двенадцать часов в две смены. В минуты редких перерывов, затаив дыхание, слушали по заводскому радио оперативные сводки с фронта, политинформации.

- Тогда многие работали на износ, не я один, - говорит Павел Леонтьевич. - Перевыполняли норму мои друзья: Василий с Украины, Петр из Дно.

На единственном пожелтевшем снимке, сохранившемся у Павла Леонтьевича с времен Великой Отечественной, три непохожих друг на друга парнишки с одинаковым выражением глаз. В этих глазах – надежда и уверенность в завтрашнем дне. Каким он стал для них?

Тяжелый труд для детского организма не прошел бесследно. Все чаще стало тревожить совсем еще молодое сердце. И врачи вынесли Павлу свой вердикт – нужно менять и место работы, и климат. Вернувшись в родные края, Павел с трудом узнал в разрушенном городе довоенный Себеж. Дом, в котором прежде жила их семья, не уцелел. Возможно, увиденное и определило всю дальнейшую трудовую биографию Павла Леонтьевича. Его мечтой стало возрождение родного города. Работал в строительных организациях на разных должностях. Его вклад есть в возведенных многих солидных зданиях, среди которых райисполком (теперь здание районной администрации), дом быта, аптека, школа в колонии, 16-квартирный жилой дом, мясокомбинат. В Себеже обрел Павел Леонтьевич и семейное счастье. Он встретил Машеньку, в судьбе которой было много похожего с его жизнью – трудное детство, годы работы во время войны на лесозаготовках. Вместе с Марией Егоровной воспитали они двух замечательных сыновей. И вот уже восемнадцать лет на пенсии. Чем живут? Встречами с детьми, работой на приусадебном участке и … борьбой за пенсию.

Семь лет ожидания

Павел Леонтьевич Сидоренко бережно разворачивает сверток и достает из него книжки «Стахановец-двухсотник», «Стахановец-отличник», медаль, полученную им за доблестный труд в годы Великой Отечественной войны, а также трудовые награды мирного времени. Поясняет, что звания «Стахановца-двухсотника» удостаивались рабочие, перевыполнявшие план на 200 процентов, «отличника»- на 100 процентов и более. Пожелтевшие от времени страницы книжек подтверждают: перевыполнение нормы на 370, 314 , 232 процента, в графе «брак» – отметка: «нет». Эти записи сделаны во времена, когда Павлу Сидоренко не было еще и двадцати. Но все эти документы, в подлинности которых нет и тени сомнения, оказываются не в состоянии изменить ситуацию, характерную для российской действительности, когда закон и эта самая действительность оказываются разведенными в пространстве.

Дело в том, что супруги Сидоренко получают лишь пенсию по старости и 60 рублей, выплачиваемых всем, кто родился с 1921 по 1930 годы. В заветном свертке документов хранится и письмо, полученное еще в 1993 году из Пенсионного фонда РФ, где на их вопрос, положена ли им надбавка к пенсии как труженикам тыла, отвечают: «Статья 110 Закона РСФСР «О государственных пенсиях в РСФСР» от 20 ноября 1990 года определяет, что размер пенсии повышается на 50 процентов минимальной пенсии по старости гражданам, проработавшим не менее шести месяцев в годы Великой Отечественной войны. Период Вашей работы в тылу внесен в трудовую книжку на основании документов. Повышение Вам пенсии должно быть произведено без истребования дополнительных документов и заявления».

- Однако на районном уровне, несмотря на эти документы, - говорит Мария Егоровна, - доказать свою правоту ни мне, ни мужу до сих пор не удается. А потому вновь приходится слать письма в высокие инстанции с просьбой разъяснить, положена ли надбавка к пенсии.

Ответ из управления президента РФ по работе с обращениями граждан пришел быстро. В нем сообщалось, что письмо направлено на рассмотрение в Министерство обороны. Так до сих пор там и «рассматривают». Сколько это будет еще продолжаться? Трудно сказать. Ведь если на районном уровне не до этого, то на государственном тем более.

А пока нам всем, начиная с президента, очень стыдно за то, что люди, построившие и поднявшие из руин огромное государство, обречены на нищую старость. Но на этот случай есть у нас поговорка. Стыд не дым, глаза не выест – так, кажется?

Светлана ЗАКРЕВСКАЯ.
Себеж.

Фото: Светлана Закревская