По обе стороны Баториева пролома

Столкновение Польши, Литвы и России у стен Пскова в 1581-1582 гг. остается живым политическим событием уже более четырех столетий. Эпилог. Народ и власти на руинах победы

Продолжение. Начало см. в № 47 (468) от 9-15 декабря 2009 г., № 48 (469) от 16-22 декабря 2009 г., № 49 (470) от 23-29 декабря 2009 г., № 50 (471) от 30 декабря 2009 г. – 12 января 2010 г.

События 1581 года под стенами Пскова, без преувеличения, оказали огромное влияние судьбу как самого города, так и всего Российского государства. Войска Стефана Батория не случайно оставались у стен города долгие месяцы и после того, когда невозможность военной победы над оборонявшимися обозначилась вполне ясно. Осада стала важнейшим аргументом в дипломатической борьбе между польским королем и царем Иваном IV Грозным, своего рода «акцией политического давления» на московское правительство.

«Нам придется здесь зимовать, а при какой обстановке, страшно и подумать»

Шустов Н. С. Иван Грозный у тела убитого им сына. 1860-е гг.

Однако для самих королевских воинов долговременное «обложение» города обернулось большими трудностями. Секретарь Стефана Батория, ксендз С. Пиотровский еще в июле 1581 г., до начала осады, писал: «…Бог знает, как пойдет дело; если обратимся к Пскову…, то нам придется здесь зимовать, а при какой обстановке, страшно и подумать. Не знаю, все ли мы вернемся невредимыми домой» [ 1 ].

Опасения оправдались в полной мере. Как говорилось ранее, наряду с военными потерями, королевская армия вскоре столкнулась с многочисленными бедствиями, порожденными холодом, недостатком продовольствия и боеприпасов. Уже 29 сентября С. Пиотровский с нескрываемым испугом отмечал в дневнике: «В пехоте большая нищета, которая еще усилится с переменой погоды: и то уже начались пронзительные и холодные ветры; скоро быть снегу. Пехота бежит из окопов, где становится холодно… Не придет ли скоро конец этой осаде!» [ 2 ].

4 октября тон записок приобрел прямо-таки панический оттенок: «…Пошел снег с вьюгой и настал страшный холод. Шубы начинают дорого цениться. Мы, подобно лисицам, роемся в земле и прячемся в ямах… На немцев нашла какая-то болезнь, умирает их ежедневно по десятку. А что же будет дальше? Мне кажется, что попомнит наше войско этот Псков» [ 3 ].

Не меньшую опасность, чем холод и болезни, представляла нехватка денег. Не получая жалования и утратив надежду поживиться в захваченном городе, наемки массами дезертировали, не повиновались приказам, своевольничали. Королевским военачальникам приходилось использовать любые возможности для пополнения бюджета. С. Пиотровский с горьким сарказмом повествует, как Баторий отправил своего коморника (казначея) в разоренный Полоцк искать ценности, якобы зарытые местными жителями во время осады 1579 г. «Это делается втихомолку, - пояснял ксендз, - чтобы не было смеху; следовало бы о деньгах стараться как-нибудь иначе» [ 4 ].

Тем не менее, осада продолжалась, как говорилось ранее, до первых дней февраля 1582 г.

«Против бесерменских всех государей стояти заодно хотим»

Еще в середине августа в город Старица (ныне – в Тверской области), где находилась ставка Ивана Грозного, прибыл присланный римским папой Григорием XIII иезуит Антонио Поссевино, который намеревался стать посредником в переговорах Руси и Речи Посполитой.

Папский посланец, естественно, преследовал в первую очередь интересы понтифика. Главной его задачей было, примирив воюющие державы, привлечь Ивана Грозного к борьбе против Турции, направить его военные устремления на Восток.

Здесь стоит заметить, что сходной точки зрения придерживались и некоторые русские вельможи, в том числе члены разогнанной Избранной Рады. К тому же, захват царскими войсками Казани и Астрахани действительно посеял вражду между Москвой и Стамбулом. В 1569 г. турецкая армия даже предприняла попытку овладеть Астраханью, но была отброшена воеводой Василием Серебряным и с большими потерями отступила [ 5 ].

Дополнительным фактором, способствовавшим странному на первый взгляд союзу православного монарха с Ватиканом, было то, что С. Баторий пользовался поддержкой Турции, ибо враждовал со Священной Римской империей, монархи которой, в свою очередь, стремились контролировать Трансильванию и Польшу. Любопытно, что в ходе осады Пскова С. Баторий принимал в своем лагере послов турецкого султана [ 6 ].

Иван IV, в силу названных обстоятельств, очень рассчитывал на поддержку именно императора и хорошо знал, чем его можно соблазнить. В своем послании к папе русский царь писал: «…вперед с тобою с папой римским и с братом нашим с Руделфом (императором Рудольфом II – Авт.) хотим бытии в единачестве и в докончании и против бесерменских (мусульманских – Авт.) всех государей стояти заодно хотим» [ 7 ].

Наряду с заключением антитурецкого союза, А. Поссевино рассчитывал добиться от русского царя хотя бы каких-то возможностей для пропаганды на Руси католицизма. Надо сказать, что сам посланник был человеком явно незаурядным: отличный оратор и изощренный дипломат, он снискал громкую известность непримиримой борьбой против протестантов во Франции. В 1568 г. жители Тулузы, взвинченные яркими проповедями Поссевино, в течение нескольких месяцев перебили 5 тысяч гугенотов.

Перед лицом Ивана Грозного дальновидный иезуит держался скромно, мягко указывая царю на те сходства, которые есть в православии и католицизме. Царь богословские выкладки принял неприязненно, но поручил Поссевино передать Стефану Баторию условия, на которых может быть заключен мир. Иван соглашался уступить королю Полоцк, Заволочье и даже Великие Луки, но взамен требовал 36 замков в Ливонии, а также Нарву. Последнее требование исполнить было особенно трудно: город захватили шведы.

«Сына своего царевича Ивана того ради осном поколол, что ему учал говорить о выручении града Пскова»

5 октября 1581 г. А. Поссевино прибыл в королевский лагерь под Псковом. Надо сказать, что у многих поляков, включая С. Пиотровского, действия иезуита вызывали сильнейшее недоверие. Негативно оценивали его личность и русские летописцы. Автор «Повести о прихожении польского короля Стефана Батория на град Псков» приписывал Поссевино «льстивость хитрой лисы» и утверждал, что именно он советовал Баторию продолжать осаду, вручив, однако, главное командование Яну Замойскому [ 8 ].

Изложенные Поссевино предложения Ивана Грозного короля не удовлетворили, и он отказался начинать переговоры. Поссевино немедленно направил царю письмо, в котором в самых мрачных красках описал положение Пскова, умолчав о трудностях в лагере осаждавших. «В городе, - утверждал он, - очень многие погибают от обстрела королевских пушек, от болезней и душевной скорби… Король Стефан решил зимовать и вести военные действия повсюду в Московии и остальных своих владениях. Кроме того, он приказал привезти из Риги большое количество пороху и ядер…» [ 9 ].

Это сообщение застало царя в Александровской слободе, под Москвой, куда он переехал из Старицы, после того, как ее окрестности разорили литовские отряды Х. Радзивилла. Доводы иезуита в сочетании с виденным воочию «погромом» старицких земель произвели на Ивана IV самое гнетущее впечатление. Видимо прямым следствием этого стало его известное столкновение с сыном, царевичем Иваном, закончившееся самым трагическим образом. Р. Гейденштейн писал, что наследник стал требовать от отца войско, дабы сразиться с Баторием, но Иван пришел в ярость, посчитав просьбу обвинением в трусости. Он ударил наследника посохом и убил его.

Сходной версии событий держался, видимо, и псковский летописец, сообщавший, что царь «сына своего царевича Ивана того ради осном (посохом – Авт.) поколол, что ему учал говорить о выручении града Пскова» [ 10 ]. Впрочем, распространена и версия, по которой ссора носила бытовой характер.

Гибель сына от собственной руки потрясла Ивана, но он все же продолжал заниматься государственными делами.

14 ноября С. Баторий прислал «опасную грамоту» для русских послов, т. е. соглашался принять представителей Москвы. Снаряжая посольство, царь дал согласие на уступки. Теперь он был готов передать полякам всю Ливонию, удовлетворяясь возвратом Великих Лук, Заволочья, Невеля, Холма, т. е. территорий собственно Московского государства.

1 декабря, не дожидаясь русских послов, С. Баторий уехал из-под Пскова в Литву, причем руководство осадой он действительно вручил Я. Замойскому. Канцлер взялся за дело решительно и, прежде всего, начал «железной рукой» искоренять всяческое своеволие, особенно со стороны аристократии. По словам Р. Гейденштейна, «...некоторых знатных юношей, слишком вольно живших в лагере, он (Замойский – Авт.), привязав публично к столбу, выставил на позор; повесил одного подхорунжего (наместника хорунжего), а некоторых шляхтичей за несоблюдение чистоты в лагере избил палками» [ 11 ]. Не удивительно, что очень скоро Замойского возненавидел буквально весь лагерь. По рукам ходили десятки карикатур и памфлетов, представлявших Замойского в самом неприглядном образе.

Надо, однако, признать, что действия Замойского отличались рациональностью. Войско должно было любой ценой оставаться под Псковом, пока продолжаются переговоры, местом проведения, которых избрали деревню Киверова Гора, примерно в 80 км от Пскова, близ Яма Запольского.

«Положение наше весьма бедственное: поистине мы достойны рая»

Икона «Видение старца Дорофея» (Псковский музей-заповедник), отражающей события осады Пскова войсками Стефана Батория. Фрагмент. Явление Богородицы.

Дипломаты начали совещания 17 декабря. Несколько дней спустя, С. Пиотровский записал в дневнике: «На днях решится – быть миру или войне. Если будет заключен мир, то мы направимся в Лифляндию забирать замки; но я полагаю, что тут-то дело не обойдется без драки со шведом» [ 12 ].

Ксендзу нельзя отказать в прозорливости. И польских, и русских дипломатов весьма подталкивала к согласию необычная активность шведских военачальников, бравших одну крепость за другой. А. Поссевино активно убеждал стороны прийти к соглашению. Он писал Ивану IV о разорении русских земель, но одновременно постоянно напоминал С. Баторию и Я. Замойскому о стойкости русских воинов. Больше всего споров разгорелось вокруг крепостей Себеж и Велиж, а также о титуле московского государя: поляки не желали именовать его царем.

Пока в Киверовой Горе шли дискуссии, королевским воинам под Псковом приходилось все хуже и хуже. В конце декабря С. Пиотровский писал: «Мы заживо погребаем себя в этом лагере… Положение наше весьма бедственное: поистине мы достойны рая. Морозы ужасные, неслыханные, голод, недостаток в деньгах, лошади падают, прислуга болеет и умирает» [ 13 ]. В конце концов, Замойский направил дипломатам письмо, в котором сообщил, что не сможет удерживать армию под городом более 8 дней.

17 января 1582 г. стороны подписали перемирие. Россия передавала Речи Посполитой все свои завоевания в Ливонии, а взамен получала назад города, захваченные С. Баторием во время кампаний 1581-1582 гг. Интересно, что псковичи остались недовольны таким исходом и явно не понимали, что заставило царя пойти на значительные уступки. Местный летописец впоследствии даже высказывал мнение, что царя обманул А. Поссевино, подав ложную весть о падении Пскова [ 14 ]. Такая трактовка, конечно, наивна. Иван IV хорошо знал, что город врагом не взят. Однако общая военная ситуация и особенно успехи шведских войск побуждали царя к заключению мира с Речью Посполитой.

«Не на велико время чужую землю взем, а помале и своей не удержа, а люди вдвое погуби»

Прекращение борьбы со Стефаном Баторием не означало прекращение борьбы за Прибалтику в целом. Практически сразу после окончания переговоров русские полки двинулись к Нарве. Но боевые действия против шведов, несмотря на отдельные успехи, также закончились не в пользу Руси. Страна была слишком обескровлена, измучена войной и политическим террором. В 1583 г. со Швецией также заключили мир ценой территориальных уступок. Псковский летописец с горечью замечал: «Царь Иван не на велико время чужую землю взем, а помале и своей не удержа, а люди вдвое погуби» [ 15 ].

Несчастливый для Руси исход Ливонской войны был, думается, во многом был предопределен просчетами Ивана IV, который, верно наметив политическую цель (выход к Балтийскому морю), далеко не всегда правильно избирал пути ее достижения. Весьма негативную роль сыграл опричный террор, терзавший изнутри и без того страдавшую от войны державу. Не подлежит сомнению, однако, что в случае захвата С. Баторием Пскова итоги войны могли оказаться еще более неблагоприятными для Русского государства.

Не приходится отрицать также, что исход борьбы за Псков был во многом определен тем, что псковичи сражались плечом к плечу с воинами, присланными царем, и оказали осаждавшим яростное сопротивление.

«Город, так мало выигравший и так много потерявший»

Многие историки впоследствии задавались вопросом: что побудило псковичей защищать государство, в состав которого они вошли относительно недавно и к которому, учитывая все обстоятельства присоединения, едва ли могли испытывать бурную любовь.

Об этом, в частности, много рассуждали участники празднования 300-летнего юбилея героической обороны в 1881 г. Один, из них инспектор классов Псковской духовной семинарии С. В. Кохомский, в речи, произнесенной на заседании Псковского Археологического Общества, ставил вопрос особенно остро: «Этот город, - говорил он, - так мало, по-видимому, выигравший и так много потерявший с безусловным подчинением Москве, мог ли одушевляться любовью к только что наложенному на него игу, мог ли стоять за это иго, как за святыню, до последней капли крови, если бы не было у него таких прочных в глубину идущих связей с Москвой и русским царем, перед которой были бессильны сулимые Стефаном льготы…» [ 16 ].

С. Кохомский приходил к выводу, что основу этих «связей» составляла православная религия. Стоит, однако, обратить внимание, что даже этот вполне благонамеренный и, по губернским меркам, значительный, чиновник назвал власть московского царя «игом».

Православию как основе стойкости псковичей, отводил ведущую роль также известный краевед, отставной генерал Н. Ф. Окулич-Казарин. Он весьма решительно утверждал, что захват Пскова С. Баторием означал бы его «ополячивание и окатоличивание» и делал вывод: «Таким образом, для псковичей это была война в полном смысле слова не только за отечество, но и за веру» [ 17 ]. Стоит отметить, что на деле прагматичный С. Баторий едва ли стал бы тратить силы на то, чтобы усиленно насаждать во Пскове католицизм, но не приходится также отрицать, что для псковичей XVI в. религиозный фактор был чрезвычайно значителен.

В советское время, по понятным причинам, религиозный фактор в исторических трудах учитывался мало, и авторы предпочитали писать о патриотизме как таковом.

Характерно, что тема «Псковской обороны» приобрела особую популярность в годы Великой Отечественной войны, когда перед лицом страшной опасности власть осознала, каким мощным патриотическим потенциалом обладает отечественная история.

В 1941 г. профессор Азербайджанского университета Г. Г. Писаревский выпустил отдельную статью о событиях 1581 г., проникнутую восхищение перед мужеством русских горожан и воинов [ 18 ]. Об обороне Пскова писали в годы войны историк литературы Д. С. Лихачев и археолог М. А. Тиханова [ 19 ]. Патриотизм псковичей отмечали также историки более позднего времени.

Не отрицая данного обстоятельства, стоит добавить, что Псков издавна был городом пограничным. С «немцами» и «литвой» здесь боролись уже много столетий, а потому мысль о необходимости сопротивляться чужеземным войскам укоренилась в сознании многих поколений псковичей очень прочно.

Однако, отдавая должное героям, некоторые авторы справедливо отмечали, что самому Пскову победа досталась исключительно дорогой ценой, но каких-либо особых царских милостей город за свои заслуги не получил.

Впрочем, тяжкие последствия Ливонской войны испытывала вся страна, а щедрые награды рядовым гражданам были явлением редким в России на всем протяжении ее истории.

Конец Рюриковичей

Ливонская война существенно подорвала силы России, нанеся одновременно тяжелый ущерб и Речи Посполитой.

Царь Иван IV Грозный скончался 18 марта 1584, т. е. через два с небольшим года после завершения обороны Пскова. До конца своих дней царь рассчитывал на реванш, для чего пытался заключить военный союз с английской королевой Елизаветой I. Одновременно, желая заслужить милость Бога, Иван IV осыпал щедрыми дарами монастыри, служил заупокойные молебны по людям, им казненным, а порой, в душевном смятении, обращался к волхвам и предсказателям.

После смерти Ивана власть над страной принял его сын, слабовольный и болезненный царевич Федор. Его правление ознаменовалось жестокой борьбой за власть между боярскими группировками, жертвой которой пал герой псковской обороны Иван Шуйский.

Поначалу карьера воеводы складывалась вполне удачно. Он был назначен царским наместником в Пскове и одновременно вошел в состав регентского совета при молодом государе. Однако затем И. П. Шуйский имел неосторожность вступить в конфликт с шурином царя – Борисом Годуновым. Как член регентского совета он настаивал на разводе Федора с супругой, Ириной Годуновой, которая была бесплодна. Ничего необыкновенного в таком требовании не было: отец Ивана Грозного, Василий III, как известно, развелся с бесплодной Соломонией Сабуровой. Однако Борис Годунов подобного покушения на прерогативы семьи терпеть не стал.

В начале октября 1586 г. И. П. Шуйского обвинили в контактах с литовскими аристократами и сослали: сперва в суздальскую вотчину, позже – в удаленный Кирилло-Белозерский монастырь. В ноябре 1588 г. князь умер. Как полагали многие современники (как иноземцы, так и соотечественники) смерть, скорее всего, носила насильственный характер. Ходили слухи, что князя или отравили угарным газом, или просто задушили.

Будучи энергичным политиком, Борис Годунов успешно вел борьбу со Швецией, и после войны 1590-1595 гг. смог добиться возврата части русских городов, занятых шведами в Ливонскую войну (Ям, Копорье, Ивангород и др.). Однако от новых завоеваний пришлось отказаться: сил на это просто не было.

В январе 1598 г. царь Федор скончался, и с ним пресеклась династия Рюриковичей. Земский собор избрал на престол Бориса Годунова. К несчастью, даже этот умный и тонкий политик не мог спасти страну от грядущей катастрофы.

Вскоре в России разразился общенациональный кризис, получивший наименование Смутного времени [ 20 ]. Многие историки вполне справедливо видят его истоки в правлении Ивана IV.

Конец короля и канцлера

Драматические события разворачивались также в Речи Посполитой. Стефан Баторий пережил Ивана Грозного менее чем на три года: он умер 12 декабря 1586 г.

Последние годы короля, как и последние годы русского царя, были непростыми. В 1584 г. влиятельные магнаты Зборовские, активные участники походов на Русь, подняли против короля мятеж, который удалось подавить только ценой жестоких репрессий. Очень напряженными оставались отношения со Священной Римской империей, готовился король и к новой схватке с Русью.

После кончины С. Батория в стране вспыхнула жестокая междоусобица. Часть магнатов выступала за избрание на престол эрцгерцога Максимилиана Габсбурга, чему решительно воспротивился канцлер Ян Замойский, поддержавший кандидатуру шведского принца Сигизмунда Васы (сына короля Юхана III и Екатерины Ягеллонки).

Замойский смог сплотить значительную часть дворянства (шляхты) и добился коронации Сигизмунда. В ответ Максимилиан двинул на Речь Посполитую войско, к которому присоединились его польские сторонники. Многие участники осады Пскова оказались тогда по разные стороны баррикады.

В конце января 1588 г. Ян Замойский наголову разгромил войско «максимильянистов» в битве под Бычиной, а самого эрцгерцога взял в плен. Сигизмунд Васа утвердился на престоле под именем Сигизмунда III.

Но очень скоро он начал проводить политику, весьма отличную от той, на которую рассчитывал Я. Замойский. В 1592 г., когда умер шведский король Юхан III, Сигизмунд попытался захватить престол отца и объединить под своей властью две державы.

Шведы, однако, предпочли иметь королем герцога Карла Зюдерманландского, брата польского монарха. Началась продолжительная война, которая завершилась для Речи Посполитой неудачно. В одном из сражений этой войны сложил голову один из бывших сподвижников С. Батория, неутомимый наемник Георг Фаренсбек. Он был смертельно ранен во время занятия шведами Феллина (Вильянди) в мае 1601 г. Ян Замойский лично сложил на смерть Фаренсбека эпитафию.

Сам канцлер умер в июне 1605 г. На закате жизни он усиленно противодействовал планам польских магнатов поддержать самозванца, выдававшего себя за сына Ивана IV и претендовавшего на русской престол (Лжедмитрия I). В царское происхождение авантюриста канцлер не верил и считал все его планы абсолютно безнадежными. Подобная, весьма мудрая, позиция лишний раз свидетельствует о немалых политических талантах Замойского.

Папский дипломат Антонио Поссевино, по меркам XVI в., прожил долгую жизнь (1534-1611). После переговоров в Яме Запольском он быстро понял, что принимать католических миссионеров русский царь не намерен, а потому решил положиться не на «духовный меч», а на меч земной. В начале 1586 г. он смог добиться от римского папы значительной суммы денег, переданной Баторию для организации нового похода против «московитов». Однако смерть короля нарушила все планы.

Поссевино вернулся в Италию и вскоре был назначен ректором падуанской академии. С этого времени он активно занимался литературной деятельностью и написал несколько книг о России.

Союз польской аристократии с самозванцем он, в отличие от Замойского, приветствовал и всячески призывал короля начать открытую экспансию на русские земли. Умер А. Поссевино в Ферраре, в феврале 1611 г., так и не узнав о провале русской политики Сигизмунда III.

* * *

Жестокой борьбе между Русью, Швецией, Речью Посполитой предстояло продолжаться еще несколько столетий. Но даже самые масштабные события последующих веков не затмили обороны Пскова. Поэтому завершить серию статей хочу словами видного псковского краеведа И. И. Василёва, который повествуя о событиях 1581г., подчеркнул: «В трудные минуты, переживаемые народом, когда в нем глубоко сознание правоты дела, когда в нем не запятнана общественная совесть и тверда уверенность в святость возложенного на него поручения, тогда в самом народе открывается источник тех нравственных сил, для которых нет препятствий» [ 21 ].

Очевидно, однако, что «сознание правоты дела» есть выбор именно самого народа, далеко не всегда связанный с теми намерениями и целями, которые преследует правительство.

Андрей МИХАЙЛОВ,
доктор исторических наук, г. Санкт-Петербург, специально для «Псковской губернии».

 

1 Гейденштейн Р. Записки о Московской войне. СПб., 1889. С. 297.

2 Там же. С. 358.

3 Там же. С. 361.

4 Там же. С. 361.

5 Самборский В. Ятаганом и лопатой // Родина. № 5-6. 1998. С. 26-29.

6 Обсуждался вопрос о том, кто займет престол Трансильвании после смерти Христофора Батория (брата Стефана).

7 Поссевино А. Исторические сочинения о России XVI века (Предисловие). М., 1983. С. 7.

8 Воинские повести Древней Руси. М., 1985. С. 387.

9 Поссевино А. Исторические сочинения о России XVI века (Предисловие). М., 1983. С. 11.

10 Флоря Б. Н. Иван Грозный. М., 2003. С. 373.

11 Гейденштейн Р. Записки о московской войне. СПб., 1889. С. 227.

12 Пиотровский С. Дневник последнего похода Стефана Батория на Россию // Осада Пскова глазами иностранцев: Дневники похода на Россию (1580-1581 гг.). Псков, 2005. С. 439.

13 Там же. С. 440.

14 Флоря Б. Н. Иван Грозный. М., 2003. С. 378.

15 Там же.

16 Кохомский С. В. Речь, произнесенная в заседании Псковского Археологического Общества 8 сентября 1881 г. в воспоминание славной обороны Пскова от войск Стефана Батория в 1581 г. Псков, 1881. С. 5.

17 Окулич-Казарин Н. Ф. Спутник по древнему Пскову. Псков, 1913. С. 26.

18 Писаревский Г. Г. Осада Пскова польско-литовским королем Стефаном Баторием в 1581 г. // Известия Азербайджанского филиала Академии наук СССР. № 7. Баку, 1941. С. 20-26.

19 Лихачев Д. С., Тиханова М. А. Оборона древнерусских городов. Л., 1942.

20 См. подробно: А. Михайлов. Смута и Судьба. Часть первая // «ПГ», № 45 (414) от 12-18 ноября 2008 г.; Часть вторая // «ПГ», 46 (415) от 19-25 ноября 2008 г.; Часть третья // «ПГ», 47 (416) от 26 ноября – 2 декабря 2008 г.; Часть четвертая // «ПГ», 48 (417) от 3-9 декабря 2008 г.; Часть пятая // «ПГ»,49 (418) от 10-16 декабря 2008 г.; Часть шестая // «ПГ», 50 (419) от 17-23 декабря 2008 г.; Часть седьмая // «ПГ», № 51 (420) от 24-30 декабря 2008 г.

21 Василёв И. И. Воспоминания об осаде Пскова польским королем Стефаном Баторием в 1581 году. Псков, 1881. С. 8-9.