Секрет безопасности

Анатолий Ермолин: «Говорить о проблемах в полный голос – это удел сильной власти. Слабая и неэффективная власть предпочитает проблемы замалчивать»

Новые теракты в московском метро и сопроводившие их очередные взрывы на Северном Кавказе в последние дни марта в одночасье вернули страну в психологическое состояние конца 1990-х – начала 2000-х: непонимание, страх, острое ощущение полной беззащитности людей. Разговор о проблемах безопасности общества – это чаще всего разговор сугубо профессиональный и одновременно глубоко политический: причины и последствия террора всегда носят политический характер. Людей, способных и готовых говорить на эти темы, немного. Один из них – Анатолий Александрович ЕРМОЛИН, бывший командир боевого подразделения группы «Вымпел» (управление «В» Центра специального назначения ФСБ России) [ 1 ], подполковник запаса, переводчик-референт, кандидат педагогических наук, бывший депутат Государственной Думы РФ, в настоящее время – генеральный директор Интернет-компании «UpSelf». Анатолий Ермолин [ 2 ] дал «Псковской губернии» эксклюзивное интервью.

«Подрыв транспортного средства вызывает у нормальных людей особое чувство тревоги в силу безысходности положения жертвы»

Анатолий Александрович Ермолин. Фото: Александр Тимофеев

- У меня есть такое ощущение, что террористы вновь решили прибегнуть к атакам на мирное население, от которых отказались было после Беслана. О своём отказе от акций против населения лидеры боевиков объявили официально, и последние годы было заметно, что атаковали они в основном объекты военной и административной инфраструктуры.

На самом деле террористическая война не прекращалась ни на минуту, просто она локализовалась в Ингушетии, Дагестане и отчасти в Чечне. Успехи боевиков в нападениях на военных были достаточно заметны для профессионалов, но с точки зрения их главной задачи – оказания давления на руководство государства – оказались неэффективными. Последний взрыв в Кизляре явно продемонстрировал, что взрывы в Москве – это реальная «информационная бомба», а такой же взрыв в Кавказском регионе – слабо заметный медийный повод.

Второе предположение может быть связано с тем, что после реально массового истребления спецслужбами лидеров террористического подполья боевикам понадобилось время, чтобы «отдышаться», восстановить силы и подготовить новый боевой потенциал, включая «сработавших» в Москве шахидок-смертниц.

- После подрыва «Невского экспресса» в ноябре 2009 года никаких заметных мер по усилению безопасности на транспорте предпринято не было. Хотя уже осенью высказывалось предположение, что терроризм против рядовых граждан возвращается в центр России. Что можно было сделать, чтобы 29 марта было другим – обычным – днем? И возможно ли было это сделать?

- Диверсии на транспорте с военной точки зрения малоэффективны. Слишком мал урон и слишком быстро противник восстанавливает повреждённые коммуникации. Мало кто знает, что т. н. «рельсовая война» в годы Великой Отечественной войны никогда не принималась всерьёз в Ставке Верховного Главнокомандующего и её успехи носили скорее пропагандистский характер, демонстрируя советскому народу, что земля под ногами оккупантов действительно горит (см. книгу Павла Судоплатова «Разведка и Кремль» [ 3 ]).

Совсем другое дело терроризм: подрыв транспортного средства (самолёта, поезда, вагона метро) вызывает у нормальных людей особое чувство тревоги в силу безысходности положения жертвы. На самом деле, смертницы с таким же успехом могли подорвать себя и у входа в метро, и на автобусной остановке и где угодно ещё – жертв было бы не меньше.

Приборы, быстро обнаруживающие взрывчатые вещества в потоке людей, безусловно, нужны, но больше не для предотвращения уже подготовленного к взрыву смертника, а на этапе перевозки этих веществ, выслеживания и задержания курьеров.

Возможно ли предотвратить взрывы в метро при отсутствии оперативной информации? Скорее всего, нет. Слишком большая плотность потока людей. Слишком несовершенное техническое оснащение. Слишком очевидна альтернатива уничтожения мирных граждан если не в метро, то на входе в него.

Касательно метро, я бы рекомендовал в первую очередь задуматься о массовом поражающем эффекте, связанным с проносом больших грузов взрывчатки (под видом скарба дачников, челноков и т. п.), а также об обеспечении контроля за вагонами на предмет их возможного заблаговременного минирования с участием агентуры террористов. Очень важно не забывать о возможности газовых и бактериологических атак.

Узнать о том, думают ли об этом наши спецслужбы, практически невозможно. Информация об этом, даю 100% гарантии, засекречена. Однако нельзя с такой же уверенностью утверждать, что предметом засекречивания является как раз таки отсутствие технических и иных средств выявления угрозы подобных атак и предотвращения их последствий.

- После терактов в московском метро в 2004 году было объявлено, что уже в 2005 году будет разработана и внедрена новая система безопасности в московском метро. Было сообщено даже о выделении денег, речь шла о миллиардах рублей. Не сделано с тех пор ничего. Известно ли Вам что-то об этом? В чем причина, на Ваш взгляд?

- Мне трудно судить о том, что было сделано. Но даже если и было, то результат эффективности проделанной работы налицо. Вынужден повториться, что любая система безопасности метро является особо охраняемой государством тайной и вникнуть в то, как эта система устроена, мы не имеем никакой возможности. В другой стране или у нас, но в другое время, об этом запросе можно было бы попросить депутатов Госдумы, но, поскольку сам парламент у нас является органом сугубо декоративным, остаётся надеяться только на самих профессионалов спецслужб и администрацию метрополитена.

«Напоминание о терактах – это напоминание о бессилии властей решить или кардинально подавить эту проблему»

- Как приводить в равновесие общество после терактов, после паники, после такого числа жертв?

- Смотря как «приводить». На данный момент очевидна психотерапевтическая технология, реализуемая нашими властями с помощью средств массовой информации: первые два-три дня идёт массовое накачивание населения информацией о теракте с «размусоливанием» всех, даже никому не нужных, подробностей. В целом, это правильно. Это как бы общественное проговаривание проблемы, нацеленное на терапию нашего общественного бессознательного.

А вот потом у меня возникают вопросы: почему мы тут же стараемся забыть о террористической угрозе? Почему хотим, чтобы население вело себя так, словно её больше не существует? Почему сознательно нацеливаем людей на «стратегию избегания» в решении этой проблемы вместо гораздо более продуктивной «стратегии преодоления»?

На самом деле эти «почему» очевидны: напоминание о терактах – это напоминание о бессилии властей решить или кардинально подавить эту проблему. Говорить о проблемах в полный голос – это удел сильной власти. Слабая и неэффективная власть предпочитает проблемы замалчивать. Сильная и уверенная в себе власть кричит о террористической угрозе на каждом шагу.

Посмотрите, что происходит в США: в витринах магазинов на Манхеттене как напоминание о трагедии до сих пор лежит пыль от рухнувших «близнецов» и львиная доля социальной рекламы в общественных местах связана с предупреждением населения об угрозе террористических атак и поддержанием психологической готовности нации к встрече с ними в будущем. Про Израиль я вообще молчу – там каждый гражданин является постоянно призванным на борьбу с террором «ополченцем».

Так что мой «рецепт» прост – это курс на «стратегию преодоления» в общественном восприятии угрозы терроризма. Кто-то, возможно, обвинит меня в провоцировании массовых психозов, но именно они и начнутся, если людям заранее не рассказать правду о нашей общей беде и о том, что ей можно противопоставить. Я профессионально изучал поведение людей, захваченных в заложники, и могу утверждать, что меньше всего страдала психика тех из них, кто пытался быть полезным более слабым и по мере сил оказывал окружающим действенную помощь.

- Терроризм пришел в России через Кавказ. Это терроризм изначально российский или международный?

- Терроризм сегодня носит глобальный характер. А это значит – и не российский, и не международный. У нас ведь как – если «международный», значит – «привнесённый извне». А сегодня все самые главные проблемы человечества – наднациональные, т. е. общие, глобальные. Меня очень забавляет, как настойчиво наши руководители, упоминая о кризисе, не забывают наделить его определением «международный», т. е. не наш, не у нас и не по нашей вине появившийся.

Глубинные предпосылки терроризма надо искать в причинах того, почему огромные группы людей чувствуют себя униженными, оскорблёнными и несогласными с существующим глобальным мироустройством. На фоне этого униженного самоощущения миллионов людей пышным цветом расцветают теории, направленные на уничтожение всего современного миропорядка в целом. Почитайте учение хотя бы легальных «ваххабитов» из Саудовской Аравии. Там для «неверных», пособников «неверных» и даже для сочувствующих «неверным» места на земле не предусмотрено. Вот вам и теоретическая база!

Добавьте к этому статистику по запасам нефти на земле в тех или иных регионах мира. По одной из не самых последних аналитических версий, при нынешнем уровне потребления этого сырья, собственных запасов нефти в США хватит лет на 17, нам на 50, а той же Саудовской Аравии – на 600 лет. Чем не повод для мечты о ренессансе и, не побоюсь этого слова, о реванше одной из древнейших культур человечества? Тут я точно должен сослаться на первоисточник, которым является книга американского исследователя Джереми Рифкина «Если нефти больше нет…» [ 4 ], вышедшая на русском языке пару лет назад в издательстве «Эксперт».

Какой наш вклад, чуть было не сказал «в разжигание» международного терроризма? Очень просто – в силу традиционной веры в тупую военную силу, мы, точнее, те из нас, кто олицетворяет Государство Российское, лучше всех в мире умеем настраивать против себя гражданское население в зонах борьбы с террористическим подпольем. Мы – самые большие специалисты по «тушению пожара бензином» (эта образная метафора принадлежит Владиславу Суркову, хотя контекст её использования был у него совсем другой). Но глобальный характер современного террора от этого не меняется. Терроризм – не российский и не международный. Он – наш, общий. И к этому надо привыкать.

«Кто сумеет это произнести, скорее всего, будут прокляты и преданы «анафеме» толпой обывателей с обеих сторон»

- Террор сотрясает Россию вот уже более 15 лет. Многие связывают его истоки с первой и второй чеченскими войнами, с массовыми убийствами невиновных граждан силовыми структурами России, с появлением в результате этого тысяч «кровников» на территории республик Северного Кавказа. Вы согласны с этими мнениями? Если бы не было первой и второй чеченских войн, происходили бы сейчас акты террора в центре России? Можно ли было не разжечь костер террора? Возможно ли теперь успокоить голос кровной мести? Как?

- Я уже частично ответил на этот вопрос. Эскалация насилия вызывает ответную эскалацию насилия. И если раньше, в те же сталинские времена, государственное насилие было тотальным (выселение народов, зачистка всех родственников и т. п.), то сегодня «избыточное насилие» становится предметом международных судебных процессов. Я вовсе не сторонник такого способа решения проблем и, утверждая, что сегодняшний мир не приемлет «избыточного насилия», доказываю, что тупая военная сила и безжалостность не могут быть столь эффективными, как когда-то, даже с сугубо прагматических позиций. Этот метод больше не ведёт к достижению желаемого результата. И это тоже – дань глобальной зависимости России от внешнего окружения.

Обе чеченские кампании, и особенно первая, лучше всего подходят под образ «тушить пожар бензином». Джохар Дудаев, уничтоженный нашим сверхточным оружием, даже мечтать не мог о тех преференциях для Чечни, которые сегодня получил Рамзан Кадыров. Но один – мёртв, а другой – Герой России. Решила ли при этом свои «чеченские проблемы» Россия? Вопрос!

Институт «кровной мести» вряд ли можно распространять на отношения Чечня – Россия. «Кровная месть» всегда персонифицирована – око за око, зуб за зуб. Кланы «кровников» после отмщения очень часто договаривались о прекращении вражды. И в этом, кстати говоря, заложена процедура «нераспространения насилия». Для нас – европейцев – это варварство и пережиток. Для Кавказа – это технология локализации смерти и убийства. Как бы ни называлась та «дорожная карта», которая приведёт к установлению реального мира между Чечнёй и Россией, но, скорее всего, примерно так и будет выглядеть этот негласный договор: «Поубивали друг друга – теперь надо забывать про ненависть и начинать жить как люди». Кто сумеет это произнести, скорее всего, будут прокляты и преданы «анафеме» толпой обывателей с обеих сторон. Но именно они и будут реальными народными героями.

- Проблема государственной нестабильности в Чечне и другие аналогичные, связанные с Северным Кавказом проблемы имели ли ранее и имеют ли сейчас военное решение вообще?

- Все эти проблемы могут иметь только комплексное решение. Без военных и специальных мер, к сожалению, не обойтись. Терроризм – в принципе, ментальное заболевание интеллигенции и тянущегося к идеалам юношества. Тут я уже сошлюсь на Бориса Савинкова [ 5 ] и наших отечественных «бомбистов». Обычно это неизлечимая патология личности. Но поводом к «заболеванию» может стать не только искусство вербовщиков и пропаганда террористов, а также наша собственная бездарность, коррумпированность, невежество и неразборчивость в методах подавления инакомыслия.

- Терроризм смертников – это радикализация ислама или это внерелигиозный, сугубо политический фактор?

- Это абсолютное «ноу-хау» современного террора. Тут вопрос к психологам и даже психиатрам. Квазиисламский фактор – это скорее некий идеологический фон, попытка обосновать очевидное зло «высшими» смыслами религиозного свойства. Но сама технология превращения пусть даже сильно замотивированного на месть человека в самоубийцу-смертника мне лично не понятна. Ведь можно совершать теракты без самоуничножения исполнителей. И даже если я назову это фанатизмом или зомбированием, это ничего не объяснит. Надо не искать термины, описывающие этот феномен, а постараться найти код доступа к перекодированию фундаментальнейших основ человеческой психики, одной из которых является инстинкт самосохранения.

Напомню, что современные террористы – это не неграмотные религиозные фанатики, а нормальные, получившие светское воспитание, люди: учителя, студенты, инженеры, врачи. Более того, если говорить про США и Европу, то это не эмигранты, а коренные жители этих стран. Пусть и из среды потомков эмигрантов.

Западные специалисты считают, что это продукт специально создаваемой в террористических ячейках «групповой динамики» – по отдельности они могут быть слабы, трусоваты и не способны на убийства других людей. Но закон «на миру и смерть красна» позволяет им преодолевать эти барьеры.

- Женщины-смертницы, впервые появившиеся на публике в театральном центре на Дубровке в октябре 2002 года, – крайний вариант организации массовых убийств. Можно ли остановить процесс выращивания этих убийц? Как?

- Резюме примерно такое: не надо создавать условия для появления людей, готовых отомстить нам даже ценой собственной жизни и второе – надо продолжать бороться с врагом, понимая, что с той стороны стоит высокотехнологичный противник, борьба с которым без подключения сообщества учёных уже не может приносить свои результаты.

- Почему терроризм стал реальной политической силой?

- Потому что мир стал открытым, проницаемым и тотально пропитанным информационными потоками. Очевидно, что в качестве каналов своего психологического воздействия на политиков террористы используют именно те стороны современной цивилизации, которые в Европе считаются неотъемлемой сутью демократических ценностей и мироустройства в целом. Свобода СМИ, открытость чужакам и другим культурам, право быть не таким, как другие, неприкосновенность частной жизни. Такое вот «айкидо» с опорой на силу противника.

- Можно ли разрушить социальную базу терроризма на Северном Кавказе? Как?

- Только с помощью умной гуманитарной политики и ограниченном применении специальных сил. Надо бороться не только против террора, но и за свой авторитет в глазах населения.

«Проблема начинается тогда, когда спецслужбы начинают заниматься непосредственно политикой»

- Стратегия российской власти на Северном Кавказе сегодня – это опора на местные кланы, в абсолютном большинстве своем криминальные, которые декларируют лояльность федеральной власти и взамен получают колоссальные полномочия и привилегии. Но ни в одной республике этот подход не дал положительных результатов. По всей территории Северного Кавказа продолжается «подземный пожар», практически весь регион в огне террора, и террор переходит на всю Россию. Надо менять стратегию?

- К сожалению, это не «кавказская стратегия», а метод, который российские власти пытаются «универсально» применять повсеместно – полномочия и безнаказанность в обмен на лояльность. Вспомните начальника ГАИ из Башкирии, сюжет о котором прошёл по телевидению лет пять назад. Все знали, что это откровенный негодяй, позволяющий себе абсолютный произвол на дорогах, вплоть до избиения пассажиров. Такой вот полковник мог жезлом разбить вам фары, выбить стекло и всё сходило ему с рук, пока… он не застрелил областного прокурора. Только тогда «сигнал прошёл» и негодяя арестовали.

- Что должны делать спецслужбы в борьбе с терроризмом? Достаточна ли деятельность российских спецслужб в этой сфере?

- Тут всё понятно – спецслужбы должны владеть оперативной информацией и пресекать деятельность террористического подполья. В этом плане мы далеко не последние в мире. А в боевом плане – одни из лучших. Проблема начинается тогда, когда спецслужбы, обретя по объективным причинам серьёзный функциональный вес, начинают заниматься непосредственно политикой – расставляют во власти своих людей, контролируют их, говорят, что надо делать.

- Вам приходилось лично общаться с террористами?

- Моя профессия не предполагала «личное общение» с противником. Во всех операциях, в которых мы участвовали, мы включались только на последней фазе – фазе захвата или иной формы боевого контакта. В спецслужбах существует своё «распределение труда» и в этом распределении мы отвечали за «последнюю милю».

- Кто разрабатывает методики работы против террористов? Работает ли реально международный обмен опытом в этой сфере?

- Для этого есть специальные институты (НИИ) и учебные подразделения внутри самих подразделений антитеррора. Да и толковые офицеры не ждут, когда их кто-то чему-то научит. Снимаю шляпу перед Сергеем Ивановичем Лысюком, Героем России и основателем «Витязей» (элитного спецназа внутренних войск МВД), которого ещё в советские времена из КПСС исключали за «краповые береты» и особые технологии подготовки воина спецназа. Была в «краповых беретах», по мнению политического начальства, какая-то «буржуазная гниль».

С Сергеем Ивановичем и его бойцами мы были вместе во многих горячих точках на Кавказе. И я вообще не помню, чтобы он и его бойцы когда-то отдыхали. Если не было боевой работы, спецназовцы тренировались по 8-10 часов в день.

- После 11 сентября 2001 года американская администрация пообещала стране, что больше такого не повторится. И пока что, слава Богу, - не повторилось. Почему у них получилось предотвратить повторение трагедии?

- Дай Бог, чтобы это действительно было так. До 29-го марта многие из нас тоже верили, что терроризм повержен.

«Предназначение государственных институтов окончательно перестало совпадать с личными целями и задачами людей, их составляющих»

- Вам известны идеальные спецслужбы? Могут ли они действовать строго в рамках закона, не выходя за пределы Конституций своих стран?

- Идеальных спецслужб не бывает. Бывают образцы для подражания. Таких в мире много: чему-то можно учиться у ГСГ-9, это элитный контртеррористический спецназ Германии, созданный после Мюнхенских событий (аналоги нашей Группы «А»). Чему-то – у американского отряда специального назначения «Дельта». Заслуживает внимания опыт самых массовых американских специальных сил SWAT. Я могу перечислять долго – профессионалов в мире много.

Как быть с Конституцией? Это вопрос. Мы видим, что во всём мире спецслужбы начинают просить для себя полномочия, выходящие за рамки Конституций. И у них есть масса убедительных аргументов. Но даже такие полномочия надо предоставлять только при наличии процедуры контроля со стороны общества. Интерес спецслужб понятен – чем меньше рамок, тем легче работать. Так вот не надо с этим соглашаться – рамки должны быть. Абсолютно закрытая спецслужба – это «универсальный солдат», способный развернуть оружие против собственного народа. В России это уже было.

- Отличается ли, на Ваш взгляд, подход Медведева к решению проблем безопасности страны в сфере борьбы с терроризмом от подхода Путина? Если да, то чем? Кто сейчас реально политически управляет силовиками и спецслужбами?

- Отличий пока не наблюдаю. Та же риторика, но менее убедительная, поскольку Дмитрий Анатольевич, похоже, более мягкий человек, чем его предшественник.

- Секретарь Совета Безопасности, бывший директор ФСБ Николай Патрушев заявил после терактов 29 марта, что не исключает в этом деле «грузинский след». Заявление вызвало издевательские комментарии даже у вполне лояльных власти лиц. Такого рода высказывания – это профнепригодность или провокация?

- Не исключать можно всё, что угодно. Особенно, если конъюнктура «реальной политики» располагает к таким гипотезам.

- Что происходит с российскими спецслужбами сейчас? Почему столько провалов столько лет подряд? Почему не извлекаются уроки из трагедий? Каковы способы выхода из кризиса?

- Тут, я боюсь, надо начинать с «консерватории». Мы – страна тотального вырождения госслужбы. На каждом шагу мы встречаем проблему «ненастоящих» спецслужб, милиционеров и чиновников. Предназначение государственных институтов окончательно перестало совпадать с личными целями и задачами людей, их составляющих: милиционер, спеша к вам по вызову, думает не о том, как вам помочь, а о том, сколько можно на вашей беде заработать. Спецслужбы заботятся не о защите интересов национального бизнеса, а о норме прибыли с решения его проблем. Чиновник снимает свою ренту, и т. д., и т. п. Вывод тут такой – то, что когда-то называлось Службой, в нашей стране окончательно превратилось в промысел людей, лишённых представлений о ценностях Государственного Служения.

И это имеет самое непосредственное отношение к задачам противодействия терроризму.

Если абитуриент, поступающий в Академию ФСБ, знает, что родители заплатили за него 10 000 долларов, то этого поколения офицеров спецслужб просто не существует. Они уже «ненастоящие».

С такими «ненастоящими» спецслужбами невозможно эффективно бороться с терроризмом, потому что они не в состоянии обеспечить лояльность населения к самим себе. А массовая лояльность населения своему государству, военной организации и спецслужбам в частности – важнейшее условие для победы над террором.

Бывает ли по-другому? Бывает. Я иногда разговариваю с выпускниками молодёжных программ ЮКОСа, за которые долгие годы отвечал в Компании. В том числе с теми из них, кто вместе с родителями вынужден был покинуть Россию. Часто спрашиваю, как и насколько сложно проходили процессы адаптации в чужой стране, что им нравится и что нет на территории их временного пристанища. Так вот, ребята, которых я знаю лет с 9 и которым сейчас уже по 25 лет, говорят примерно следующее: «Тут в обществе проблем не меньше, чем у нас. И наркотики, и насилие, и какой-нибудь обкурившийся придурок ножом может ткнуть на дискотеке. Но поражает другое – если ты вызвал полицию, то она реально будет тебя защищать. А если ты вызвал скорую помощь, то тебя будут реально лечить, и никому в голову не придёт постараться на тебе заработать. Тут есть государство, которое оказывает реальные услуги своим гражданам».

Вот и весь «секрет».

Беседовал Лев ШЛОСБЕРГ

1 Группа специального назначения «Вымпел» КГБ СССР была образована Постановлением Совета Министров СССР и Политбюро ЦК КПСС 19 августа 1981 г. по инициативе Председателя КГБ СССР Ю. В. Андропова и начальника Управления «С» ПГУ КГБ СССР Ю. И. Дроздова. «Вымпел» в советский период входил в структуру 8-го отдела управления «С» ПГУ СССР. Основу «Вымпела» составили сотрудники госбезопасности, прошедшие специальную подготовку на Курсах усовершенствования офицерского состава (КУОС), принявшие боевое крещение в декабре 1979 г. в Афганистане, при штурме дворца Амина и других государственных объектов Кабула. Предшественниками «Вымпела» были отряды «Зенит» и «Каскад». Официальное название — «Отдельный учебный центр КГБ СССР». За время существования «Вымпела» его бойцы проводили специальные операции за пределами СССР и накопили уникальный опыт разведывательной и диверсионной работы, боролись с террористами и освобождали заложников. Первым командиром «Вымпела» стал Герой Советского Союза (за дворец Амина) Э. Г. Козлов. В состав «Вымпела» за всю его историю входило около тысячи человек. В течение 10 лет сотрудники «Вымпела» выезжали в загранкомандировки в Афганистан, Анголу, Мозамбик, Вьетнам, Никарагуа, Ливан, на Кубу и ряд других государств, где выполняли специальные задачи. В 1991 году после путча «Вымпел» перешел в подчинение Министерству безопасности РФ. В 1993 году группа оказалась в составе МВД. Там подразделение получило название «Вега». Из нескольких сотен человек надеть милицейские погоны согласилось 50. Одни спецназовцы ушли в службу внешней разведки, помогали вывозить россиян из горячих точек Африки, другие — в Министерстве по чрезвычайным ситуациям. Двадцать вернулись в ФСК, в только что созданное Управление специальных операций (ныне ЦСН ФСБ). Сегодня правопреемник «Вымпела» — управление «В» Департамента ФСБ по борьбе с терроризмом. – Википедия.

2 Анатолий Александрович Ермолин родился в 1964 г. в станице Кущевская Краснодарского края в семье военнослужащего. Закончил Московское высшее пограничное командное училище КГБ СССР им. Моссовета в 1985 г., Краснознаменный институт КГБ СССР им. Ю. В. Андропова в 1989 г., Академию Генерального штаба МО РФ в 2007 г. Офицер с высшим военно-специальным образованием, переводчик-референт английского и испанского языков. Дополнительное обучение прошел в Московском институте молодежи, Московском педагогическом университете им. М. А. Шолохова, Школе менеджмента Йельского университета (США). Кандидат педагогических наук, лауреат премии Президента РФ в области образования. Имеет правительственные награды.

С 1985 по 1994 гг. проходил воинскую службу на офицерских должностях в спецподразделении «Вымпел». Подполковник запаса. Принимал участие в боевых и специальных мероприятиях на территории Республики Афганистан, Закавказских республик СССР и России, работал инспектором в рамках Договора о ракетах средней и меньшей дальности (РСМД) в Западной Европе. Последние годы воинской службы неоднократно отвечал за антитеррористическую безопасность временных администраций в республиках Северная Осетия и Ингушетия в качестве командира группы антитеррора.

С 1990 г. активно занимается воспитанием молодежи. Является одним из инициаторов возрождения скаутского движения в России. После увольнения из Федеральной службы охраны (ФСО) РФ (1994 г.) принимал активное участие в разработке и внедрении инновационных образовательных проектов, финансируемых Нефтяной Компанией «ЮКОС»: «Лицей «Подмосковный» (первая в России частная школа-интернат для детей погибших офицеров), «Новая цивилизация» (проект гражданского воспитания школьников с общим количеством участников более миллиона человек), Федерация Интернет-Образования (в рамках проекта открыто 54 региональных центра интернет образования учителей обеспечивших повышение квалификации 180000 российских преподавателей), «Открытая Россия». Администрировал общероссийские и международные образовательные программы некоммерческого характера.

С 2003 по 2007 гг. – депутат, член Комитета по международным делам Государственной Думы РФ IV созыва.

Президент Российской Ассоциации Навигаторов/Скаутов, основатель Международной школы лидерства «Лига Дела». Автор книг для детей и молодежи «Навигатор III-го тысячелетия», «На службе у детства», «Как расколдовать зомби», «Лига Дела», «Молодёжная политика как фактор национальной безопасности» и др. Эксперт Совета Европы по вопросам гражданского образования молодёжи.

В настоящий момент является директором Центра управления знаниями и инновационного проектирования Академии повышения квалификации и профессиональной переподготовки работников образования.

Генеральный директор Интернет-компании ООО «UpSelf». Женат. Имеет дочь и сына. См. также: Гражданин подполковник. Беседовал Максим Андреев // «ПГ», № 39 (308) от 11-17 октября 2006 г.

3 Павел Анатольевич Судоплатов (7 июля 1907 — 24 сентября 1996) — советский разведчик, сотрудник ОГПУ (позже НКВД-НКГБ), перед арестом — генерал-лейтенант МВД СССР. Ликвидировал лидера ОУН Евгения Коновальца, организатор убийства Льва Троцкого. Во время Великой Отечественной войны возглавляя 4-е управление НКВД, участвовал в организации минирования стратегических объектов в период обороны Москвы, диверсионной деятельности против немецких войск на Кавказе, стратегических радиоигр с немецкой разведкой. Судоплатов непосредственно руководил деятельностью на оккупированной немецкими войсками Западной Украине партизанского отряда специального назначения Медведева, который являлся базой для легендарного разведчика Николая Кузнецова. После войны занимался получением информации о разработке атомной бомбы в США. В 1953 году был репрессирован, осуждён на 15 лет, полностью отбыл наказание и был реабилитирован лишь в 1992 году. Стал широко известен благодаря своим мемуарам «Разведка и Кремль», «Спецоперации. Лубянка и Кремль 1930—1950 годы».

4 Книга американского экономиста, преподавателя Уортонской школы бизнеса и президента Фонда изучения экономических тенденций Джереми Рифкина посвящена главной проблеме, с которой столкнется человеческая цивилизация в скором будущем — дефициту нефтяных энергоносителей и связанному с этим изменению мировой экономической модели. Книга «Если нефти больше нет…» (2002) концептуально продолжает предыдущие работы Рифкина, среди которых — «Конец работы», «Век биотехнологии», «Эра доступа».

5 Борис Викторович Савинков (19 (31) января 1879, Харьков — 7 мая 1925, Москва) — русский террорист, политический деятель, социал-демократ, затем один из лидеров партии эсеров, руководитель Боевой организации партии эсеров, участник Белого движения, писатель (прозаик, публицист, мемуарист).