За рамками дозволенного

Михаил Шемякин посетил Псково-Печерский монастырь, где провел в молодости два года под попечением архимандрита Алипия, и коротко прокомментировал свою жизнь в миру

У Гофмана есть рассказ, в котором главный герой попадает в монастырь и общается там с «духовной особой высокого сана». Автор отзывается о «духовной особе» как «об остроумном собеседнике, достаточно повидавшем свет». Эта история перекликается с событиями совсем другого времени. Речь об архимандрите Алипии и художнике Михаиле Шемякине, которые почти полвека назад впервые встретились в Псково-Печерском монастыре.

«Благодаря ученой образованности кругозор его не ограничивался одним только молитвенником, - писал Гофман [ 1 ] о своем персонаже - священнике Алоизии Вальтере, который изгнал из монастыря угрюмую суровость. - Но разве в этой торжественной святыне, в этой величавой устремленности к небесам не выражается истинно христианский дух, чья отрешенность от всего низменного и мирского несовместима с земным чувственным началом?», - удивляется рассказчик, привыкший как раз к угрюмой суровости. «Что поделаешь! Горний мир надобно постигать во время земной жизни, - отвечает Алоизий Вальтер. - Отчизна наша, конечно, на небесах, но покуда человек здесь обретается, он не чужд и бренному миру».

Эксперименты

Михаил Шемякин в Псково-Печерском монастыре. 22 апреля 2010 г. Фото: Алексей Семенов

Михаил Шемякин 22 апреля 2010 вновь приезжал в Псково-Печерский монастырь, в котором не был почти четыре десятилетия. Когда-то, в начале 1960-х, он пробыл там послушником около двух лет. Шемякин еще раз подтвердил – с приходом в 1959 году архимандрита Алипия [ 2 ], Псково-Печерский монастырь изменился не только внешне, но и внутренне. Свободных людей вообще очень трудно представить угрюмыми. Когда знаешь, что прав, унынию не находится места. Хотя в те годы причин для беспокойства было множество. Единообразие и единомыслие жестко навязывались. Хрущевская оттепель на церковь не распространялась. Наоборот, начались заморозки, а потом и гонения. Вскоре советская власть вспомнила и о художниках. Повышенное внимание оказалось болезненным. Настали времена, когда речь шла о выживании. Об этом вспоминал Михаил Шемякин, в день рождения Ленина гуляя по монастырю.

Прежде чем в начале 1960-х годов появиться в Псково-Печерском монастыре в качестве послушника, Шемякин уже успел побывать на принудительном лечении в психиатрической клинике. Учитывая, что один взгляд на нереалистическую живопись сводил с ума отдельных влиятельных приверженцев соцреализма, более логично было бы отправить в сумасшедший дом именно их. Но в психушку поместили Шемякина. И все потому, что основной закон в нашей стране не Конституция, а Донос.

Если Шемякин экспериментировал в живописи, то в психиатрической клинике экспериментировали с ним самим – опробовали на нем новые психотропные, световые и звуковые препараты. Самый прямой путь оттуда был – на тот свет. Но Шемякину удалось выбраться на более извилистую дорогу и остаться в живых.

Нахлебники

У архимандрита Алипия в это время неприятностей тоже хватало. Новый виток борьбы с «религиозным мракобесием» привел к тому, что в газетах появились статьи о Псково-Печерском монастыре с названиями «Нахлебники в рясах», «Аллилуйя» вприсядку»… Михаил Шемякин подтвердил, что нахлебники в монастыре тогда действительно были. Но только не те, о ком писали в советских газетах. Как выразился Михаил Шемякин, «здесь все время паслись коммуняки, которые постоянно пытались проверить – сколько монахов живет и сколько прописано. Вечером могла заявиться милиция и начать проверять. И за все это приходилось платить деньги, деньги, деньги…». А тут еще неблагонадежный Шемякин и пристальное внимание людей в штатском.

«Я тогда был под постоянным наблюдением госбезопасности, - пояснил Михаил Шемякин. - И мое пребывание здесь доставляло много хлопот отцу-наместнику».

Пограничники

Алипия не стало в 1975 году. Шемякин хоть и остается гражданином США, но в России принимается первыми лицами страны. В российских выставочных залах сейчас можно увидеть все, что угодно, включая испачканное нижнее белье. Работы Шемякина на этом фоне теперь не кажутся чрезмерно радикальными. Но даже спустя много лет чувствуется, что к Шемякину в Пскове у части публики, считающей себя просвещенной, отношение настороженное. Шемякин до сих пор кажется им чужим человеком. И дело здесь не в его живописной манере, а в образе жизни. Люди, привыкшие к определенности, никак не могут понять – кто же он? И на всякий случай тихо его ненавидят. Патриот? Допустим. Но почему с американским паспортом? Православный? Хорошо. А чем докажет? Живет во Франции, постоянно занимается творчеством немца Гофмана. Неубедительно. Либералы вообще в растерянности. Шемякин критикует отсутствие в России демократии и в то же время как скульптор активно сотрудничает с Лужковым, общается с Путиным, причем заступается перед ним за старого своего знакомого Лимонова, который в свою очередь когда-то письменно облил Шемякина грязью.

Некоторые знать не хотят Шемякина как художника, но прежде всего не принимают его на уровне национальности. Ведь Михаил Шемякин постоянно подчеркивает, что является «лицом кавказской национальности», принадлежащим роду Кардановых [ 3 ]. А тут еще вспоминается долгая дружба Шемякина с Владимиром Высоцким (в определенных кругах, именующих себя «патриотическими», Высоцкий воспринимается исключительно как еврей, а не как русский поэт). Прибавляем сюда сотрудничество Шемякина с двумя знаменитыми выходцами с Кавказа – Валерием Гергиевым и Зурабом Церетели – и получаем набор, который может довести до инфаркта любого русского националиста.

Живопись Шемякина можно уместить в рамки, а самого художника – нет.

Михаил Шемякин всегда был таким. Во время войны в Афганистане как американский гражданин он был связан с моджахедами, сотрудничал с радио «Свободный Афганистан». Это помогало ему выручать из плена советских военнопленных. Поэтому у него много друзей среди ветеранов-«афганцев».

В общем, Шемякин все время находится на грани, и временами все же границы переходит. В буквальном (как нелегально в Афганистане), так и в переносном смысле. Это касается и жизни, и искусства. Поэтому его трудно считать своим. Когда он, художник, берется за постановку оперы или балета, то вторгается на чужую территорию и неминуемо нарывается на отпор. Но, как правило, выходит из противостояния победителем.

Его внешний вид – бесчисленные шрамы и полувоенная форма – не просто художественный образ, а отражение характера. Он похож на хорошего солдата, который мечтал стать генералом, и стал им. В 67 семь лет (столько ему исполнилось 4 мая 2010 года) обычно генералы выглядят более солидно, потому что, как правило, находятся в отставке. Шемякину отставка не грозит.

Воинская слава

Каких-то особых демонстративных акций Шемякин в Псково-Печерском монастыре не устраивал, на колени не падал, крестился умеренно и незаметно, но зато постоянно вспоминал об отце Алипии.

Михаил Шемякин родился в 1943 году. К тому времени будущий отец Алипий (Иван Воронов) уже год как воевал против фашистов в составе 4-й Гвардейской танковой армии рядовым стрелком. Позднее был награжден орденом «Красной Звезды» и медалью «За отвагу». Закончил войну в Берлине. В 1946 году в Москве в Колонном зале Дома Союзов была организована персональная выставка фронтовых работ художника Ивана Воронова. А через несколько лет он ушел в монастырь.

Алипий – это фигура, которая тоже может сбить с толку. Привычные представления о монашестве рушатся. Это-то, в первую очередь, и бесит некоторых из тех, кто вынужден выслушивать воспоминания Шемякина. «Православный реализм» не слишком-то отличается от социалистического. Монах, по мнению ортодоксов, должен не жить, а «творить деяния», почти как безупречный герой-стахановец. А в рассказах Шемякина Алипий предстает слишком живым и слишком земным.

Временами Шемякин все же позволял себе выражаться почти высокопарно. Однако запас громких слов у него быстро иссякал. «Мужественный мирской воин и воин духовный, - сказал он об архимандрите Алипии. - Отец-наместник оказал сильное влияние на нас, молодых художников. Мы много с ним беседовали, человек он был необычайно общительный… Когда-то он учился в студии Грекова и очень любил говорить об искусстве. У него была великолепная коллекция, и вообще человек он был необычайный. Умел и гаркнуть и, что называется, «приласкать» прихожан». Если верить Шемякину, с прихожанами он не церемонился. Однажды целый час демонстративно беседовал с петухом, заставляя себя ждать.

Наверное, только такой человек и мог в шестидесятые годы XX века спасти монастырь от закрытия. Причем, защищая монастырь, он не держал оборону, а наступал. Наступление выражалось в возрождении монастыря.

Крупнокалиберные слезы

Только не надо путать. Если бы отец Алипий только тем и занимался, что беседовал с петухами и угощал гостей «Архиерейским коньяком» из огромных фужеров, то об Алипии быстро бы забыли. Но настоятель умел говорить не только с петухами, но с и партийным руководством (это спасло монастырь от закрытия), находил слова и для представителей столичной богемы, и для безграмотных крестьян, и для космонавтов… Что же касается общения с Богом, то эту тему здесь лучше не трогать.

«Сам мистический опыт, который получает человек, общаясь с монахами, – в жизни художника играет большую роль, оставляет след на его творчестве, - произнес Михаил Шемякин. – Я, конечно, не Илья Глазунов, я не пишу страдальческие лики с большой слезой. Но даже когда я работаю в области пейзажа и метафизических композиций, во всем этом печать того духовного опыта, который был у меня в связи с монастырем».

Примерно о том же говорил будущему монастырскому художнику Бертольду его наставник из упомянутого рассказа Гофмана: «Для посвященного внятен язык природы, повсюду ловит он чудный звук ее речей: и куст, и дерево, и полевой цветок, и холм, и воды – все подает ему таинственную весть, священный смысл которой он постигает сердцем; и тогда словно дух Божий, нисходит на него дар зримо выражать себя в творениях».

Действительно, у Шемякина нет и не может быть страдальческих ликов с крупнокалиберными слезами. И не только потому, что у него другая художественная манера. Просто само понятие «идеал» - не для него. Его интересует искаженная, неидеальная действительность. Набор нимбов, из которых легко можно составить олимпийские кольца, его не волнует. Он пристально изучает природу зла, и остается только понять – почему?

«Идеал – это обманчивая и пустая мечта, порождение кипучей крови… Знать черт нас дурачит, подсовывая кукол с приклеенными ангельскими крыльями». Это опять из Гофмана.

Приклеенным ангельским крыльям Шемякин предпочитает длинные носы.

А в ответ на упреки священников о том, что он в своем творчестве занимается непозволительным – пропагандирует пороки, Шемякин отвечает: «Меня поражает ваша необразованность». И вправду, дьявола и бесов (а точнее – их изгнание) издавна изображали на иконах. Почему же тогда нельзя изображать их на картинах или в скульптуре?

«А как там памятник Гофману?», - задал я Шемякину привычный для него вопрос, имея в виду затянувшуюся историю с установкой памятника в Кёнигсберге-Калининграде, на родине Эрнста Теодора Гофмана. - «Памятник Гофману? К сожалению, нет у России денег, - иронично ответил Шемякин. – Россия – самая бедная страна. Уже сколько лет ведет разговоры и президент, и министерство культуры…. Памятник уже готов, а отлить его – денег нет. Это позор. Мои памятники – обычно подарки. Деньги, в основном, прошу только на бронзу. Но даже на это денег не находится. И это в тот момент, когда кто-то покупает яхты за 300 миллионов. А 3-4 миллиона найти, чтоб создать интернациональный памятник – денег нет. Стоит только камень, на котором написано: «Здесь родился Эрнст Теодор Гофман». Это что – не позор?..

Мы встречались с Путиным, когда тот был президентом. Вместе с ним был Шрёдер – в то время он был канцлером. Я показал им эскизы. Путин сказал: «Я поддерживаю монумент, это важно». И Шрёдер сказал, что поддерживает. Они вдвоем стояли, говорили… Была дана команда. Тысячи переговоров, круглых столов, обсуждений… Выбор места, фотографирование… Сколько лет прошло? Уже и Шрёдер, я не знаю, где находится…» - «В «Газпроме». – «Да… А памятник мною выполнен, но государство свои обещания не сдержало».

Михаил Шемякин, проживший первую половину жизни в России, привык, что государство свои обещания выполняет. Обещало посадить в психушку – посадило. Обещало изгнать из страны – изгнало. Но если бы оно еще и сейчас выполнило свои обязательства, то это было бы уже слишком. Это было бы уже какое-то идеальное государство, у которого все получается. К карте такого государства можно было бы приклеить ангельские крылья. А так как «идеал – это обманчивая и пустая мечта», то можно сэкономить и на памятнике, и на крыльях.

Алексей СЕМЁНОВ

 

1 Эрнст Теодор Вильгельм Амадей Гофман (нем. Ernst Theodor Amadeus Hoffmann; 24 января 1776, Кёнигсберг — 25 июня 1822, Берлин) — немецкий писатель, композитор, художник романтического направления. Псевдоним как композитора – Иоганн Крейслер.

2 Архимандрит Алипий (Иван Михайлович Воронов, 1914-1975) – архимандрит, настоятель Свято-Успенского Псково-Печерского монастыря в 1959-1975 гг. См.: С. Прокопьева. Тот самый праведник // «ПГ», № 29 (199) от 4-10 августа 2004 г.

3 Михаил Шемякин родился 4 мая 1943 года в Москве. Его отец, Михаил Петрович Шемякин, происходил из черкесского (кабардинского) рода Кардановых. Отец художника рано осиротел и фамилию Шемякин получил от своего отчима, офицера Белой гвардии Шемякина, точно так же, как и русское имя Михаил взамен данного при рождении — Файзулла. Приемный отец погиб во время Гражданской войны, а юный Михаил Шемякин стал красноармейским сыном полка, в 13 лет получил один из первых орденов Красного Знамени, всю жизнь звался Шемякиным и всегда гордился, что принадлежит к кабардинскому роду Кардановых. Мать М. М. Шемякина — актриса Юлия Предтеченская. // Википедия.