Звуковой барьер

Россия получила один из лучших театров в мире, а заодно и еще одну проблему

В 12-м подъезде старого здания Мариинского театра висят объявления: «Конкурс в группу тромбонов – в 13.30, конкурс в группу туб – в 17.30». Здесь же вывешены фамилии других музыкантов, допущенных к прослушиванию: флейтистов – 32 человека, гобоистов – 15, фаготистов – 13, кларнетистов – 14, ударников – 21…

Немного позднее, уже в новом здании Мариинского театра, художественный руководитель театра Валерий Гергиев пояснит журналистам: «Штат театра увеличится на 1000 специалистов. Меня поражает и радует, что к нам обращаются из Италии, Германии, Японии… Этот процесс отбора лучших специалистов. Кого-то мы оформляем временно, кому-то даем испытательный срок. А певцы, музыканты и артисты балета всегда под моим пристальным вниманием и вниманием моих коллег. Мы не будем загромождать штат людьми, которые не должны здесь работать. У нас будет как минимум 70 новых музыкантов. А потом мы еще немного расширим оркестр за счет тех, кого принято называть «первачами» – самыми яркими победителями конкурсов. Их мы будем приглашать специально».

«Группа мошенников, воспользовавшись бессилием народа, снеся несколько памятников архитектуры, разместила в сердце города огромный сарай, назвав это театром»

Художественный руководитель Мариинского театра Валерий Гергиев.

Пока же музыканты, уже работающие в Мариинском театре, выходят с инструментами из 12-го подъезда в концертных костюмах, пересекают Крюков канал и останавливаются у распахнутых ворот.

У строительного бетонного забора стоит охрана. Внутрь пропускают по спискам. На 16 апреля 2013 года в новом, официально ещё не открытом новом здании театра, проходил масштабный акустический тест и встреча с Валерием Гергиевым и канадским архитектором Джеком Даймондом.

Вхожу в огромный вестибюль, и на фоне стены из оникса медового цвета вижу улыбающегося человека, стоящего в окружении десятка телевизионных камер.

Интервью дает Джек Даймонд.

Джек Даймонд – это тот человек, который разделил петербуржцев на две неравные части. Одни пришли в ужас от внешнего облика Мариинского театра-2. Другие (пока немногие) настроены благожелательно.

В Петербурге в феврале начался сбор подписей под петицией, требующей снести новое здание театра, на строительство которого потрачено 22 миллиарда рублей из федерального бюджета.

В петиции говорится: «Группа мошенников, воспользовавшись бессилием народа, снеся несколько памятников архитектуры, разместила в сердце города, огромный сарай, назвав это театром». Короче говоря, «в очередной раз надругались злейшим образом».

Противники новостройки напомнили, что театр стоил городу слишком дорого. И не только в смысле денег.

Была снесена школа № 243, построенная в 1930-х годах, и Дворец культуры имени Первой пятилетки, построенный в 1929-1930 годах по проекту архитекторов Николая Митурича и Василия Макашова в стиле конструктивизма.

Трудно сказать, в каком стиле построено новое здание Мариинского театра. Всё зависит от угла зрения. Снаружи похоже на новый вокзал или старый завод.

Когда смотришь на два Мариинских театра – старый и новый – со стороны памятника Римскому-Корсакову, то трудно поверить в то, что так может быть: в исторической части Петербурга произошло нечто невиданное.

Здание, в котором размещена вторая сцена Мариинского театра, производит двойной эффект. Или двойной удар. Внутри – дворец, снаружи – стеклянная и каменная коробка с козырьком.

Контраст, подобный которому в обозримом прошлом в России не достигался.

«Знаете, что критики говорили об Исаакиевском соборе после его постройки? – жестикулируя, говорит Джек Деймонд журналистам. – Что он слишком пресный и серый. Это закономерный процесс, который повторяется после каждого крупного строительства… Я мог бы спроектировать здание, которое внешне отличалось безумными формами, но главное назначение театра – показать зрителю качественный спектакль. В этом зале нет ни одного некомфортного места в плане обзора и звука. Это вершина моей карьеры. На создание этого проекта меня вдохновила старая сцена театра. Я очень взволнован результатом. Те, кто критикуют это здание, его даже не видели».

«На ваши деньги – всё что угодно»

Главный архитектор здания Мариинского театра-2 Джек Даймонд. Фото: Алексей Семёнов

К разговору подключается технический директор проекта Кшиштоф Поморски: «Здесь всё внутри настроено на отражение звука, а не на поглощение, как, например, в кинотеатре. Это акустика живого голоса».

«Правильно ли я понимаю: чтобы освоить новое пространство – потребуется не менее двух лет?» – спрашиваю я. – «Да», – отвечает Кшиштоф Поморски на хорошем русском языке. «Что должно произойти за два года?». – «Мы должны обучить специалистов, которые могли мы пользоваться сложнейшей системой». – «И они освоят всё?» – «У меня в автомобиле есть кнопки, которые я боюсь нажимать – не знаю, для чего они предназначены, – улыбается г-н Поморски. – Не должно быть так: имеешь «Мерседес», а спишь под капотом». – «В России есть специалисты, которые не побоятся нажать на все кнопки в новом здании?» – «Мы их найдем и подготовим».

Много вопросов связано с мостом, который соединяет новое и старое здание. Пешеходный мост выглядит так, как будто он перекинут через шоссе на окраине Петербурга. Почему нельзя было построить выдвижной мост?

«На ваши деньги – всё что угодно, – продолжает улыбаться Кшиштоф Поморски. – Но выдвижной мост был бы слишком дорогим. Он стоил бы, как еще одно здание театра. Но если есть деньги – можно устроить даже полет на Марс».

До Марса далеко, но журналистов приглашают подняться по 33-метровой стеклянной лестнице. Из зала доносится марш из «Аиды».

Всюду свисают люстры Сваровски. Пол отделан мрамором сорта «император». За окном видно историческое здание Мариинского театра, со стороны Крюкова канала обставленное лесами. Рабочие на лесах спешно штукатурят стены.

Леса снимут к маю, когда официально откроется Мариинский театр-2. А пока что проходит неофициальная часть.

Переходим в главный зал.

К объяснениям приступает ведущий специалист по акустике Юрген Рейнхольд.

«Эти горизонтальные конструкции по залу вместе с выпуклыми – создают определенную акустику, – говорит Юрген Рейнхольд и начинает рисовать на листке бумаге, показывая, как здесь всё устроено. – В старом здании звук распространялся за счет декоративных элементов, а в здании современной архитектуры такие элементы использовать нельзя».

Оркестр настраивается, а я, стараясь перекричать оркестр Мариинского театра, спрашиваю у г-на Рейнхольда: «По какому принципу отбирался репертуар сегодняшнего акустического теста?» – «Я даже не знаю, что сегодня будет звучать, – отвечает главный акустический инженер. – Но думаю, что подбор музыки будет такой, чтобы продемонстрировать 70% возможностей зала». – «А как быть с остальными 30%?» – «Мы сбалансируем звук за оставшиеся две недели… Давайте я лучше покажу, как идет звук».

Юрген Рейнхольд подводит журналистов к невысокому буковому барьеру, отделяющему оркестровую яму от зала, и поясняет: «Этот барьер можно убрать, и звук будет другим.

Чем выше вы садитесь, тем лучше звук. На самом деле, чем дешевле места, тем лучше слышно. Поэтому лучшей идеей было бы сесть на третьей галерее».

На третьей галерее действительно хорошо видно и слышно. Зал – огромный, подковообразный. Рассчитан на две тысячи зрителей. Кресла итальянские, обивка датская.

Музыка звучит, в основном, русская.

С внутренним устройством Джек Даймонд, кажется, не прогадал. Неудобных мест нет. Люстры нет тоже: в зале бы люстра испортила акустику.

Оркестровая яма не выглядит громадной, но в действительности она очень велика и отчасти уходит прямо под сцену.

На акустический тест пришли более ста оркестрантов. Одних контрабасистов – семь человек.

Следы ремонта, в буквальном смысле, всюду. Музыканты оркестра Мариинского театра входят в оркестровую яму, оставляя за собой белые следы.

«Тут можно проводить футбольные матчи, если это кому-нибудь придёт в голову»

Главный акустический инженер проекта Юрген Рейнхольд. Фото: Алексей Семёнов

Акустический тест представляет собой полноценное отделение концерта – минут на пятьдесят.

Валерий Гергиев выбрал для теста произведения Чайковского, Верди, Мусоргского, Малера… Часть музыкантов-духовиков рассаживаются на верхних ярусах.

Звучит Ария Ленского (солист – Евгений Акимов), Ария Ольги Лариной (солистка – Екатерина Семенчук), «Tuba Mirum» из «Реквиема» Верди… Центральная часть акустического испытания отдана под «Стрелецкую сцену» из оперы «Хованщина» с хором (солисты – Евгений Никитин, Геннадий Беззубенков, Андрей Зорин, Виталий Ишутин)…

Когда оркестр грянул, какая-то серая штука в правой части сцены не выдерживает и падает на сцену метрах в пяти от хора.

Других непредвиденных эффектов не возникает.

Особенное впечатление – от Адажио и финала из 5-й симфонии Малера. Играют только струнные, что для Валерия Гергиева – чрезвычайно важно.

Затем наступает затишье.

После десятиминутного ожидания Валерий Гергиев снова возвращается в зал и минут сорок общается с журналистами. Он явно доволен тем, как прошел акустический тест.

Художественный руководитель Мариинского театра заявляет: «Вы первые журналисты, кто пришел сюда. У нас здесь – безграничные возможности. На высоте 30 метров, прямо над нами, – огромный репетиционный зал. Там можно посадить человек 300. Там высокие потолки, там светло…

Мы будем продолжать экспериментировать. От посадки оркестра – поглубже или повыше – звучание меняется разительно.

Сегодня у нас было более ста музыкантов. В основном же мы играем спектакли с 70-80 музыкантами.

Вы заметили – я предложил Екатерине Семенчук уйти вглубь сцены, и она секунд сорок там пела. Звук, мне кажется, еще богаче становится.

Отличие акустики этого зала от знаменитой исторической сцены Мариинского зала в том, что здесь – огромное пространство.

Тут можно проводить футбольные матчи, если это кому-нибудь придет в голову. Оно колоссальных размеров.

Это увеличивает технические возможности Мариинского театра, но также создает акустическое богатство.

Хорошо известно – чем больше воздуха, чем больше пространства, тем звук интереснее, волшебнее. Очень важна высота зала. Звук обогащается, когда он не стеснен бетонным основанием. Большое значение имеет свободное пространство под сценой».

«Россия получила один из лучших театров в мире»

Технический директор проекта Кшиштоф Поморски.

«Вам удобно сидеть? – обращается Валерий Гергиев к журналистам, которых в этот день собралось человек сто. Одних телевизионных камер – около тридцати. – Удобно? Да? Это тоже очень важно. В некоторых театрах бывает некомфортабельное ощущение. Люди приезжают издалека и четыре часа сидят, скукожившись…

Я обошел все точки зрительного зала. В некоторых залах бывает так, что приходится немножко выворачивать шею и находиться в состоянии вопросительного знака. Здесь этого не произойдет. Здесь так задумано, что сцена отовсюду видна хорошо.

Это огромная проблема во многих театрах. Там есть места, которые просто нельзя продавать. Есть места, с которых просто вообще ничего не видно. Здесь таких мест нет».

Разумеется, звучит вопрос, без которого пресс-тур в Мариинский театр-2 был бы немыслим: «Ваше мнение о тех, кто говорит, что этот театр надо снести».

«Я о них не думаю, – отвечает художественный директор Мариинского театра. – Вообще не думаю. У меня есть вещи поважнее. Правда. Никого не обижая…

Я думаю о Мусоргском, о Прокофьеве, я думаю о Стравинском и Шостаковиче, я думаю о Глинке… Я думаю о том, как максимально ярко представить их бессмертные произведения на этой сцене…

Говорить о внешнем виде театра, когда ещё стоят заборы вокруг? Здесь только пять дней назад начали мыть стекла. Они были пыльные и грязные. Ведь что такое новый театр сейчас? Проезжая мимо, вы видите строительные заборы, а не архитектуру».

Справедливости ради надо сказать, что по одну сторону забора Мариинский театр-2 выглядит ничуть не лучше, чем по другую. И ничуть не хуже.

Кому нравится с забором, тому и без забора понравится. И наоборот.

Двухметровый забор вот-вот уберут, и в этом убедятся все.

Другое дело – внутреннее убранство. Внутри новое здание выглядит так, как ни одно другое здание в России.

Такого в России еще никто никогда не строил.

«Я бы сравнил это с леопардовой шкурой, или тигровой», - говорит Валерий Гергиев, имея в виду внутреннюю стену из оникса. «С янтарем!», – подсказывают ему. – «Да, может быть. Вам надо побывать на высоте 35 метров, увидеть Исаакиевский собор, Никольский собор… Там изумительная смотровая площадка».

Тем не менее, Валерий Гергиев понимает, что критиков внешнего вида Мариинского театра-2 – огромное количество и, не дожидаясь новых вопросов, начинает защищать сидящего неподалеку Джека Даймонда. – Архитектор понимает в архитектуре больше, чем те, кто об этом постоянно говорит. Делать копию Мариинского театра или театра Ла Скала, или Королевской оперы – это глупо… Я сам, безусловно, приглашу сюда Михаила Пиотровского и Александра Сокурова».

Фамилии Пиотровского и Сокурова звучат не случайно.

Директор Эрмитажа недавно заявил, что Мариинский театр-2 выглядит «никак», а кинорежиссер считает, что «судя по внешней форме, это печальное зрелище», и что «Гергиев устал».

Может быть, Гергиев и устал, но не настолько, чтобы подробнейшим образом не объяснять журналистам – для чего это всё построено.

«Уважаю Сокурова и его уникальное творчество, – продолжает сокуровскую тему Валерий Гергиев. – Но вы – журналисты, и вам лучше известна ситуация вокруг горячих новостных событий. Люди, которые по-настоящему чувствуют архитектуру, не всегда идут собирать подписи…

Так что я отношусь к критикам почти иронично. Россия получила один из лучших театров в мире. Доказать, что это так – наша задача.

Теперь дело чести для нас – наполнить театр настоящим репертуаром. Вот за это мы отвечаем головой. Мы никогда не ввяжемся в какие-то споры. Это только возвеличит того, кто пытается нас в эти споры втянуть».

«У нас в стране очень много любителей больших бюджетов»

Главный зал Мариинского театра-2, рассчитанный на 2000 зрителей.

Уже после пресс-тура в Мариинский театр некоторые российские СМИ сообщили, что Валерий Гергиев 16 апреля 2013 года заявил, будто историческое здание Мариинского театра, построенное в 1860 году за 11 месяцев, в 2014 закроют на ремонт.

Ничего подобного Гергиев на встрече с журналистами не говорил. Более того, он специально подчеркнул, что старое здание не закроют.

Дословно было сказано так: «Реконструкция старой сцены может начинаться не ранее чем через три года. Может быть, чуть позже. Не ранее. Мы должны освоить новый жизненный сценарий. Освоить его настолько, чтобы всем в Мариинском театре казалось естественным переходить с одной сцены на другую, и еще совмещать это с выступлением в Концертном зале. У нас Мариинский театр не в том состоянии, чтобы спешить его закрывать. Он не в таком аварийном состоянии. Есть любители предлагать немедленную реконструкцию за счет больших бюджетов.

У нас в стране очень много любителей больших бюджетов. Я ничего нового вам не сказал.

А я любитель как раз осторожного подхода. Надо работать и на этой сцене, и на старой сцене, и в Концертном зале – работать достаточно долго. И находить тот идеальный баланс в распределении сил».

На несколько минут Валерий Гергиев переключается на разговор о российской провинции.

«Попутно решается главная задача, которую я ставлю перед собой: инициировать создание недорогих, но качественных концертных залов, – делится своими планами художественный руководитель Мариинского театра. – Есть губернаторы, которые взялись за это очень активно. Сегодня я вижу во многих регионах своих союзников, которые возрождают традицию хорового пения. Вся Россия будет петь! Особенно детская Россия. Возрождать и создавать хоровое пение – одна из наших основных задач».

Валерия Гергиева спрашивают: так Мариинка-2 теперь лучший театр в мире или нет? «Нельзя говорить, что этот театр превосходит другие театры, – отвечает он. – Давайте я лучше скажу: не уступает. Сам зал создан почти в идеальных пропорциях. Пространство большое, но очень отдаленных мест здесь нет. Создатели театра в курсе всего, что демонстрируется в Европе, и в Америке, и в Азии… Мы старались учесть все, что считается в мире эталоном, и не пройти мимо».

Рассказывая об облицовочных панелях из бука, украшающих балконы, спроектированные в соответствии с требованиями акустики, Валерий Гергиев задается риторическим вопросом: «Почему скрипка Страдивари сделана не из железа?», а потом добавляет: «Я сегодня слышал очень богатое звучание, но впереди предстоит колоссальная работа».

Мы сидим в первом ряду партера. Валерий Гергиев подходит вплотную и вполголоса, без микрофона, произносит: «Я обещал футбольное поле? Здесь больше, чем футбольное поле».

Хочется ответить Валерию Гергиеву: «Пока стадион «Зенит» не построен, можно играть здесь».

Но я сдерживаюсь, тем более что начинают работать механизмы сцены. Всё – наружу, всё – напоказ.

«Здесь несколько сцен, – уточняет художественный руководитель Мариинского театра и делает дирижерский взмах. – Сцена, которую вы видите – уходит. На ее место приходит другая сцена – либо слева, либо справа. Она также может уходить вниз. У нас есть одиннадцать метров вниз. И, можно сказать, к вам въезжает другой спектакль.

Технологически это то, чем мы не могли похвастаться в России ни в одном театре. Огромная высота. Глубина сцены – 80 метров. Это вчетверо больше, чем на старой сцене Мариинского театра.

Мы можем теперь «Войну и мир» давать в один день с детским спектаклем! А сейчас мы «Войну и мир» даем редко, потому что закрываем театр на пять дней для подготовки спектакля. Это громадный спектакль. Пять вечеров – впустую. Теперь проблема снята».

Тем временем, часть сцены медленно поднимается вверх.

«Вот уже у вас решение массовых сцен, – еще более оживляется Валерий Гергиев. – У вас наверху или хор, или солисты… Это можно демонстрировать бесконечно. Это театр не рассчитан на два дня. Он рассчитан на сотни лет».

* * *

Новое здание Мариинского театра. Фото: Алексей Семёнов

Общение с журналистами, вроде бы, подходит к концу, но Валерией Гергиев расставаться не спешит.

«Вы видели другие залы? Нет? Это надо видеть», – говорит он и еще полчаса водит всех по всему театру, показывая три камерных зала на 120-130 мест.

Внешние стены залов – стеклянные, от пола до потолка.

В одном из залов художественный руководитель Мариинского театра начинает рассказывать о еще одном своем проекте – о кино: « Мы многое снимаем сами. У нас изумительно получился фильм «Иоланта» с Анной Нетребко. Собственно, премьеру можно сделать прямо здесь. Это не просто спектакль, а художественный фильм».

Гергиев ведет нас по длинным коридорам в балетный зал. Попутно мы проходим через несколько огромных артистических буфетов, похожих на ресторанные залы. Всюду возле дверей стоят охранники.

Попутно Валерий Гергиев рассказывает о том, кого пригласили участвовать в официальном открытии театра 2 мая 2013 года: Юрия Башмета, Ольгу Бородину, Диану Вишнёву, Пласидо Доминго, Леонидаса Кавакоса, Дениса Мацуева, Анну Нетребко, Рене Папе, Михаила Петренко, Екатерину Семенчук… Постановщик гала-концерта – режиссер Василий Бархатов.

5 мая – день открытых дверей для тех, кто не смог попасть на открытие.

Но даже у тех, кто никогда не попадет внутрь здания, спроектированного Джеком Даймондом, будет возможность проходить мимо и сравнивать его с историческим зданием архитектора Альберто Кавоса.

Сравнивать и удивляться.

Алексей СЕМЁНОВ