Бриллианты для диктатуры искусства

Дирижёр Юрий Симонов: «Сейчас почти все плывут по течению»

В 2009 году на псковском этапе Всероссийского фестиваля «Crescendo» главный дирижер Академического симфонического оркестра Московской филармонии Юрий Симонов после окончания пресс-конференции весело произнес: «Я никогда не видел такой пресс-коференции. Сколько мы объездили городов! Но нигде нам таких вопросов не задавали... Помню, сидят-сидят, молчат, вопросы боятся задавать... Не знаю, приедем ли мы к вам играть еще, но просто на пресс-конференцию – обязательно…».

Обещание Юрий Симонов [ 1] выполнил – приехал в Псков, чтобы в Пушкинский день 6 июня 2013 года провести пресс-конференцию. Концерт, прошедший в тот же вечер в Большом концертном зале Псковской областной филармонии, тоже лишним не оказался.

«Сейчас эстрада затопила всю Россию. Происходят ужасные процессы»

Главный дирижер Академического симфонического оркестра Московской государственной филармонии Юрий Симонов.

«Юрий Иванович, однажды вы сказали: «Россия переживёт тяжелые времена, и в стране займутся искусством, – напомнил я Юрию Симонову его старое интервью. – Но ведь понятие «искусство» у каждого своё, вплоть до искусства зарабатывания денег. А что для вас искусство?».

«Я такие умные слова говорил?» – снова развеселился Юрий Симонов. «Да.» – «А где?» – «В Российской газете». – «Надо думать, о чем говоришь. Если вся страна займётся искусством, то она пропадёт. Надо еще заниматься внешней и внутренней политикой, сельским хозяйством, тяжелой и легкой промышленностью… Но у кого что болит, тот о том и говорит. Каждый считает, что его профессия очень важна. Я тоже так считаю. Но не все так считают…

Исполнители на местах не всегда соответствуют тем высоким задачам и требованиям, которые высшее руководство просит продвигать в жизнь. Будем надеяться, что придут люди, которые будут отвечать за искусство и культуру более серьезно, а не просто урезать, давать деньги, отнимать деньги. Это всё чиновничья работа, а надо любить своё дело и оберегать творческих людей».

И далее знаменитый дирижер, много лет возглавлявший оркестр Большого театра, стал словно бы досказывать то, что не сказал четыре года назад: «Я надеюсь, что музыкальное искусство займёт более серьезное место в жизни нашей страны, потому что смотришь иногда телевизор… Сидишь над партитурой и вздрагиваешь, потому что по телевизору говорят: «Завтра состоится концерт главной певицы страны». Совершенно не понимаешь – что они говорят? Я думаю: «Так, Вишневская – умерла. [ 2] Архипова – умерла. Кто же тогда? Оказывается, Пугачёва! Она главная певица страны! Вы понимаете? Да что это такое? Это же… я даже не знаю – как сказать.

Через несколько дней по телевизору говорят: «Завтра выступает императрица русской эстрады…». Думаешь: если главная певица – Пугачёва, то место уже занято. А кто же тогда императрица?.. Оказывается – Аллегрова. Не знаю – кто такая…

Они даже не думают, что они делают. Или это специально делается, чтобы разрушить культуру? Ведь кто-то думает, что это так: главная певица, императрица… А на самом деле…

Ведь что такое музыка? Это не эстрада. Это не тяжёлый или легкий рок. Это всё не музыка, это – шум с музыкой.

Музыка – это Глинка, Чайковский, Моцарт, Бетховен… Вот это – музыка. Классика – музыка, а всё остальное – надстройка.

Есть Волга, а есть ручейки. Пусть они будут, не надо их перекрывать, не надо их осушать. Но сейчас эстрада затопила всю Россию. Происходят ужасные процессы».

Юрий Симонов включил на полную мощность свою иронию и обернулся к сидящему по левую руку виолончелисту Сергею Ролдугину [ 3]: «А то, что сегодня мы будем играть – это так… Сергею Павловичу нечем заняться, и он играет на виолончели. И я больше ничего не умею, поэтому дирижирую. Это какая-то ерунда…».

После этого Юрий Симонов снова сделался серьезным и произнес: «А вот это, друзья, всё очень серьезно, об этом надо кричать!».

«В футбол хорошо играют те люди, у которых тонкая душевная организация»

Профессор Санкт-Петербургской консерватории, художественный руководитель Санкт-Петербургского Дома музыки Сергей Ролдугин.

Кричать можно по-разному. Иногда с помощью хорошей музыки в хорошем исполнении только и можно докричаться до тех, у кого имеются уши. И души.

Псковский концерт [ 4] открылся музыкой, которая была написана еще при жизни Пушкина – в 1835 году. За несколько минут в увертюре этой мюнхенской оперы Карла Марии фон Вебера «Оберон» слышится всё то, что потом подробнее проявляется во всей оперной сказке: звуки волшебного рога, атмосфера сказочного царства, бурное море… Немецкая сказка перекликается с русской.

Увертюра из оперы «Оберон» – очень уместное начало музыкального вечера.

После этого Московский филармонический исполнил Концерт для виолончели с оркестром Роберта Шумана.

За несколько часов до концерта я задал виолончелисту Сергею Ролдугину прямой вопрос: «О чем Концерт для виолончели с оркестром Шумана?».

Дело в том, что когда-то Сергей Ролдугин объяснял своими словами другу своей юности Владимиру Путину – о чем 5-я симфония Шостаковича.

Учитывая то, что Сергею Ролдугину принадлежат слова: «Пропаганда классической музыки ведётся бездарно», вопрос «о чем Концерт?» был, наверное, вполне уместен.

«Это такая интересная история, – оживился Сергей Ролдугин. – Я не очень люблю афишировать, что знаком с Владимиром Владимировичем. Но действительно, он интересовался музыкой. Как простой, нормальный, но с очень тонкой душой человек, он хотел узнать: почему нужно слушать? Как слушать? И тогда я ему просто объяснял – как строится классическая музыка, как строится симфония…

А пропаганда, когда выходит досужий теоретик и заунывным голосом начинает говорить: «такой-то такой-то родился тогда-то, написал то-то…»… Кому она нужна? Никто это слушать не будет. Сегодня я буду играть концерт Шумана. Роберт Шуман – немецкий композитор, написал опус 129… Это никому не надо…

Но если я скажу: очень интересная история этого Концерта. Сейчас он считается шедевром виолончельной музыки, но раньше так не считали, думая, что звучит военный оркестр, немножко туповатый…

На самом деле Концерт начинается с порывистой, целеустремленной музыки. Романтика. Светлый настрой… Потом вступают силы, которые этому противостоят. Завязывается борьба светлого и тёмного. Там есть элемент сомнения, там будет слышно, как человек мечется: «Сюда? Нет. Туда? Тоже нет».

Если слушатель это переживает, то всё это может услышать. Если не переживает, то будет думать о рыбалке…

В начале не понятно, чем это закончится. Наступает вторая часть, где есть божественная мелодия. Если бы эстрадный композитор написал бы половину этой мелодии, то был бы бессмертным. Божественная мелодия, островок лирического переживания.

Вторая часть заканчивается тем, что становится понятно – впереди предстоит энергичная борьба. Минутное отдохновение от жизненных перипетий закончилось. Появляется маршеобразный настойчивый мотив в финале этого Концерта. Каждый может пофантазировать – как он заканчивается. Хорошо или плохо?

У любого человека может быть такое в жизни. Вначале ему было хорошо, но что-то ему противостояло. Он устал от этого, решил выйти на природу и забыться. Но действительность вернула его обратно… Если человек это прочувствует, то он богатый человек. А Шуман раскачает его еще больше. Он не заметит, как будет реагировать на жизненные ситуации острее, ярче, может быть, более правильный найдет выход.

Вот так влияет классическая музыка. А если не вслушиваться, то… Футбол, вот это хорошо! Это – понятно!

Я сам в футбол играл хорошо, но хочу сказать: в футбол хорошо играют те люди, у которых тонкая душевная организация. Тонкая! Которая резонирует на информацию».

Ответ на вопрос о Концерте для виолончели Шумана Сергей Ролдугин завершил неожиданно: «Деньги считают лучше те, кто слушает классическую музыку».

Не уверен, что слушатели псковского концерта оценили все душевные метания.

Хотя сомнения у слушателей определенно возникли – по поводу звучания виолончели.

«Отнять за один день могут, а отдать – нет, нельзя. Вот вам чиновничий произвол»

Во время пресс-конференции Сергей Ролдугин вспомнил 7-ю главу «Евгения Онегина», процитировав:

Когда благому просвещенью
Отдвинем более границ,
Со временем (по расчисленью
Философических таблиц,
Лет чрез пятьсот) дороги, верно,
У нас изменятся безмерно…

Пушкинские строки пришли Сергею Ролдугину на ум тогда, когда он въезжал в Псков по объездной дороге.

«Когда я въезжал Псков, то подумал, что 500 лет еще не прошло, – оптимистично произнёс Сергей Ролдугин. – То, что мы всё-таки въехали сюда, даёт надежду, что за высоким искусством и дороги подтянуться… Я знаю, что это страшно затратно и очень сложно, но это надо делать.

Я знаю, что в ваш псковский оркестр приглашают духовиков не только из псковской дивизии, как в прошлый раз, когда я дирижировал оркестром. Тогда брали солдат-срочников, и они играли на тромбонах…

У вас есть замечательное училище, и ему надо помогать. Когда у вас сгорела филармония, я попытался помочь, чтобы вам прислали рояль – из Москвы. Там полно этих роялей, им не нужно. Но в результате чиновничьих игр было сказано: нельзя из федерального бюджета перенести в региональный…».

Тему чиновничьих недоразумений и бюрократических преград подхватил Юрий Симонов, рассказав о своем не слишком удачном опыте финансовой помощи псковской культуре: «Могу добавить про чиновничьи рогатки. В прошлый раз с моей женой Олей мы поехали в Вечашу – в имение Николая Андреевича Римского-Корсакова. И там я увидел информацию об усадьбе. «Что у вас это на такой плохой бумаге написано? – спросил я в музее. – Вы разве не можете выпустить буклет?» «Нет, не можем, – ответили мне. – Денег нет». Я сказал: «Мы вам дадим деньги».

Приехали в Москву, и на следующий день послали энную сумму. Полгода они не могли её получить! Не дают, потому что они не имеют права их тратить. Эти деньги надо вначале отдать в центральный бюджет, а оттуда дадут часть. Или не дадут. Кто-то будет решать. Просто так дать деньги людям нельзя!

Мы звонили каждый месяц, и нам всё время отвечали: «Нет, еще не дали, еще не дали…».

Отнять за один день могут, а отдать – нет, нельзя. Вот вам чиновничий произвол».

«Сейчас любой человек может взять любое классическое произведение, исказить его и заработать на этом деньги»

Разговор вновь перекинулся на творчество и сразу же – на пушкинскую тему.

«Я уже давно ни на кого не обижаюсь, – сказал Юрий Симонов. – Меня вообще обидеть очень трудно. Я знаю свои сильные стороны, свои слабости. Я не реагирую, если не замечают мой труд или неправильно понимают. Но когда мои ученики расстраиваются, то я им всегда говорю:

Веленью божию, о муза, будь послушна,
Обиды не страшась, не требуя венца;
Хвалу и клевету приемли равнодушно,
И не оспаривай глупца.

Дирижер перешел со стихов на прозу: «Не спорь с дураками, похвалили тебя – не гордись, если ругают – не расстраивайся. Нужно знать истинную цену того, что ты делаешь и самому себе, по возможности, быть объективным судьей».

Пресс-конференция неожиданно закончилась, а вопросы остались.

«Почему такая пресс-конференция короткая?» – удивился Юрий Симонов.

Оказалось, что в это время в соседнем помещении начиналась пресс-конференция полпреда президента в Северо-Западном округе Владимира Булавина, и многие журналисты устремились туда.

«Вам тоже туда надо?», – спросил меня Юрий Симонов. «Нет. К полпреду у меня вопросов нет, а к вам – есть. Как раз в эти дни в Большом театре показывают премьеру оперы «Князя Игоря» в постановке Юрия Любимова – без арии хана Кончака и с другими большими сокращениями. А вы бы согласились дирижировать такой оперой? Когда-то как раз с «Князя Игоря» в Париже начиналась ваша карьера большого дирижера».

«В то время, когда я дирижировал – а это был 1969 год – разгул режиссуры не достигал таких размеров, как сейчас, – вздохнул Юрий Симонов. – Сейчас бывает просто неприлично то, что они делают.

Я вообще-то консерватор в искусстве и не стесняюсь об этом говорить, горжусь этим, потому что консерватизм – не ругательное слово. Это не только то, что мешает развитию, а то, что сохраняет хорошее.

Мешать развитию хорошего – плохо, но мешать развитию плохого – хорошо. Если сохранять академизм в хорошем смысле слова – то это благородная задача, на которую не каждый решается.

Вы же знаете – на то, что модно, обычно даются деньги. И это привлекает внимание большинства. Находиться в струе этой моды очень выгодно.

Одно дело – плыть поперек течения, другое – по течению.

Сейчас почти все плывут по течению, сейчас любой человек может взять любое классическое произведение, исказить его и заработать на этом деньги, популярность.

Я стараюсь на такие вещи не отвлекаться. Это всё уйдёт. Всё наносное – уйдёт. Ну, испортит он этого «Князя Игоря»… Потом его вернут назад на место. Через десять лет.

«А как же роль дирижера?» – «Что вы, там пикнуть нельзя. И потом – что ты с этого будешь иметь? Скандал с Любимовым? Тебя никто не поддержит. Кому это надо? Министр культуры – не поддержит, заместитель министра культуры – не поддержит. Директор театра – не поддержит. Пресса – не поддержит. А зачем тогда это делать?». – «Пресса бывает разной». – «Нет, не напечатают… Скажут, что Любимову – сколько там ему? – 95 лет… Давай напишем, что он – гений. Плевать против ветра, это, знаете ли, опасно».

«Юрий Иванович, недавно открылась вторая сцена Мариинского театра. Валерий Гергиев специально провел для нас, журналистов, полуторачасовую экскурсию. [ 5] Внутри там всё грандиозно, а снаружи – наоборот. Мне кажется, что здесь выявилась та западная современная модель, только не в музыке, а в архитектуре, которую вы так сильно критикуете. Что вы об этом думаете?»

«Я не профессионал в архитектуре и боюсь сказать какую-то глупость, – осторожно ответил Юрий Симонов. – Но, наверное, есть какая-то закономерность. Если стоит классическое здание, то рядом строить почти такое же классическое здание нельзя. Архитектор должен построить что-то, что противопоставляется классике – чтобы классическое смотрелось лучше на фоне неклассического. Такая у меня есть догадка.

Без Эйфелевой башни теперь нельзя представить Париж. Чёрт его знает, может быть без этого нового здания через 50 лет нельзя будет представить Петербург?

Мне, конечно, оно не нравится. Но мне нравится то, что Валерий сделал. Там есть зал – и не один, а четыре, звучание хорошее. Это более важно. Как-нибудь перетерпим… А что вы думаете – всюду хрущёбы стоят, коробки… Тоже нельзя сказать, что это шедевр архитектуры. Но свою функцию они выполнили. Теперь можно сломать и построить что-то другое». – «Но не в историческом месте они стоят». – «Конечно-конечно. Но победителей не судят. Если он это сделал, достал деньги, способствовал увеличению площади… Посмотрим на результат. И это должен быть творческий результат. Надо лет пять подождать.

Если через пять лет станет ясно, что всё, что сделано – на пользу культуре, опера стала лучше, оркестр стал лучше, певцы стали лучше, публика валом валит, все говорят, что опера – чуть ли не самое важное в жизни города, то значит всё правильно. А если этого не будет – значит, что-то было не так. Но отвечать будут уже другие, потому что этих – снимут».

«Юрий Иванович, в прошлый раз, когда вы приезжали в Псков, то сказали: «Считается, что если народу нравится попса и водка, то их надо дать. А если заставить народ слушать классическую музыку, то будет бунт».

«Да, я говорил об интеллигенции. Этот слой никогда не бывает большим, но он должен быть. Наша страна, прежде всего, должна гордиться этим. Нам есть что противопоставить загранице.

Если же такого слоя нет, то всё кончается только техническими преимуществами. Культура у нас всегда была не ниже, а выше других. Куда бы мы не приезжали – имидж страны моментально повышался.

Как только мы приехали в 1969 году в Париж, и там прошли спектакли «Борис Годунов», «Князь Игорь» «Евгений Онегин», «Война и мир»» и «Хованщина» – это был бум.

В Японии в 1970 году было то же самое. Балет, опера… Надо беречь это наше преимущество.

Наша русская культура – совершенно особая. Ведь почему нас так не любят за рубежом? Потому что мы независимы, мы идем своим путем в искусстве и культуре». – «А как же наши музыканты, выступающие во всех ведущих театрах мира? Русские композиторы тоже всюду звучат. Я бы нелюбовью это не назвал». – «Уровень не тот, к сожалению. Нельзя же жить старыми успехами. Это было хорошо в 70-80-е годы. Сейчас надо воспитывать молодежь, а она воспитывается плохо. Гергиев у себя это наладил, а Большой театр очень отстал, потому что там занимаются только бизнесом. А надо заниматься искусством.

Государство должно проявлять внимание. Не бизнес, а государство!

Без государства ничего не будет. Бизнес – это частная инициатива. Как в знаменитой фразе: «Кто платит, тот её и танцует». Всё от денег идет.

Раньше – какие меценаты были? Мамонтов, Третьяков. Имена остались на всю жизнь. А сейчас люди просто дают деньги, потому что выгодно давать. Но на самом деле это их не интересует. В этом самая главная разница. А настоящего мецената интересует искусство. Даже если он разоряется, то всё равно продолжает молиться на то, чему посвятил жизнь».

«Диктатор-дирижер не даёт играть неправильно или бесшабашно»

Второе отделение псковского концерта было полностью отведено 3-й симфонии Чайковского.

Сергей Ролдугин, отыграв Концерт Шумана, отправился в зал – слушать Чайковского. «Это довольно редкая симфония, – объяснил он свой повышенный интерес. – Её нигде особенно и не послушаешь, а этот оркестр – образец классики. Если в зал придут профессионалы, они заметят, как надо играть. Это один из оркестров, где диктатор-дирижер не даёт играть неправильно или бесшабашно. Ну не даёт! Он не всем нравится как диктатор, музыканты пищат, но зато они с гордостью могут сказать: «Мы играем так, как надо».

Оркестр действительно играл так, как надо. За дирижерским пультом Юрий Симонов был особенно выразителен и экспрессивен.

В конце 5-й части симфонии, казалось, Юрий Симонов почти дотянулся до потолка.

Не в каждой симфонии можно вообще дождаться 5-й части. У Чайковского она единственная пятичастная и единственная, написанная в мажорной тональности.

Чайковский эту симфонию написал незадолго до того, как приступил к написанию балета «Лебединое озеро». 2-я часть 3-й симфонии со знаменитым балетом перекликается.

Но и без самого «Лебединого озера» в этот вечер не обошлось.

«В благодарность за то, что вы так хорошо слушали нашу сложную программу, мы еще поиграем – пока не подали поезд», – сказал, переждав долгие аплодисменты, Юрий Симонов.

Пока не подали поезд, музыканты еще успели сыграть на бис Дворжака и Брамса.

А совсем напоследок – на ход ноги – оркестр грянул «Испанский танец» из «Лебединого озера».

После такого танца невозможно было опоздать на поезд.

Алексей СЕМЁНОВ

 

1 Юрий Симонов – советский и российский дирижёр, педагог. В 1969 году он дебютировал в Большом театре постановкой оперы «Аида», а уже через год получил место главного дирижёра, которое занимал до 1985 года. Уйдя с поста главного дирижёра Большого театра, Симонов несколько лет руководил созданным им Малым государственным симфоническим оркестром СССР (1985—1989). После распада СССР он продолжил активно работать в России и за границей, выступая с ведущими мировыми оркестрами и оперными театрами. С 1998 года Симонов руководит Академическим симфоническим оркестром Московской государственной филармонии.

2 См. А. Семёнов. Сильная доля// «ПГ», № 49 (621) от 19-25 декабря 2012 г.

3 Сергей Ролдугин – российский виолончелист, музыкальный педагог и дирижёр, солист и дирижёр Мариинского театра, профессор Санкт-Петербургской консерватории, художественный руководитель Санкт-Петербургского Дома музыки.

4 Концерт проходил при поддержке Министерства культуры РФ в рамках программы «Всероссийские филармонические сезоны».

5 См.: А. Семёнов. Звуковой барьер // «ПГ», № 16 (638) от 24-30 апреля 2013 г.