В то же время подобные комментарии – тень явления, которое открылось мне за долгие годы изучения наследия Спегальского и работы над публикациями о нем, и которое было описано в моей последней книге: многие в Пскове больше не хотят слышать, каким чудесным был Спегальский, каким безупречным и непогрешимым; многие устали от выдумки о том, что он пал жертвой влиятельных сил, и что это главным образом определило его судьбу. Короче говоря, многим надоело считать Спегальского «святым», примером той «светской святости», которую Юлий Селивёрстов считал «одной из самых неприглядных и смешных черт русской культуры послепетровского времени …»
Возможно, пришло время отдать дань уважения не «святому», а Спегальскому – человеку. Думаю, пора признать, что он допускал ошибки, что не всегда был прав и честен в своих исследованиях и теориях, что его личные и деловые отношения с коллегами далеко не всегда были корректными и мешали достижению цели, и что его вдова О.К. Аршакуни способствовала формированию ложного представления о его наследии. В результате появился человек-легенда, святой, которого, по-моему, сам Спегальский не признал бы и не оценил.
Многие могут посчитать мои комментарии возмутительными, учитывая сколько времени и сил я потратил на изучение личности Спегальского и его мира. Но эти выводы появились в результате стремления понять этого человека, его эпоху, личную и профессиональную жизнь, от желания приподнять завесу над истиной. К тому моменту, как моё личное представление о Спегальском изменилось, я прошел путь от первоначального «благоговейного восхищения» через «болезненное разочарование» до сегодняшнего «взвешенного уважения» к его личности и его делу, которому он отдал 59 лет своей земной жизни.
Рисунок Юрия Спегальского из его рабочей тетради, которая хранится в его Музее-квартире.
Со временем уважение к нему росло и стало осознанным, несмотря на разочарование, которое я испытал, обнаружив неприглядные грани его личности. К примеру, до сих пор не обнаружено убедительных доказательств существования деревянных этажей над псковскими каменными домами XVII века, и не исключено, что он на самом деле исказил факты или пренебрег доказательствами обратного. Изучение материалов показало, что в 1946 году, работая над своим единственным проектом реставрации в Пскове, Спегальский выполнил работу на церкви Николы со Усохи без надлежащего оформления документации и разрешения, из-за чего работы по проекту были прекращены. С горечью я обнаружил, что в 1947 году он написал донос на своих коллег и не скрывал своей неприязни к сотрудникам с немецкими корнями.
Более того, можно утверждать, что он использовал своё положение, когда не посчитался с профессиональными интересами и планами своих коллег в 1968-1969 годах, занимая пост главного архитектора реставрационной мастерской. В результате своего исследования я пришел к выводу, что над его профессиональным наследием нависла губительная тень, что его вдова, О.К. Аршакуни, фактически исказила его творческое наследие, упрятав множество документов в «закрытые архивы», провела сомнительную редактуру оставшихся материалов, чтобы представить Спегальского в выгодном свете и даже приписала ему основание современной научной реставрации.
Есть и другие недостатки в «официальной» версии о Спегальском, и о них следует говорить при обсуждении его личности и трудов. Не делать этого - значит оскорбить его память и допустить, что обман является неизбежным средством для оценки его жизни и наследия.
Вспоминая путь Спегальского, нужно признать его недостатки и ограничения, а также отдать дань его многогранному таланту архитектора, каменщика, художника и ученого. Особенно важно помнить его страсть к родному городу, врожденный оптимизм, который позволял не терять надежды и, несмотря на преграды как внешние, так и внутренние, строить планы о возвращении городу его исторического облика. Неопровержимый факт любви Спегальского к родному городу и его культуре, которым он посвятил свою жизнь, всегда должен быть источником уважения к нему.
Отмечая 110-летие со дня рождения Спегальского, пора отдать ему заслуженную дань уважения, признать, обсудить и изучить как его профессиональные достижения, так и недостатки, что позволит со временем избавиться от губительного «культа непогрешимости», с которым стали связывать наследие Спегальского. Настало время выпустить его и его наследие на волю.
Ларри Котрен.
Этому может помочь признание факта, что единственным наследием, о котором Спегальский когда-либо говорил или писал, было возрождение Пскова как доказательства гения русских зодчих и каменщиков, о чём свидетельствуют материалы его исследований, на объективное изучение которых он надеялся, как и на дальнейшее их развитие и воплощение следующими поколениями в реальных проектах.
Мой культурный опыт подсказывает, что преклонение перед историческими личностями превращает их в фигуры, замершие в истории, и таким образом позволяет грядущим поколениям уйти от ответственности за продолжение их дела. В то время как отношение к Спегальскому как к одному из нас - к тому, кто любил свой город, посвятил свою жизнь его сохранению и восстановлению, несмотря на личные недостатки, не позволит нам уйти от ответственности за продолжение его дела, несмотря на наши ошибки и слабости.
О мечте Спегальского следует вспоминать не раз в году, вытаскивая ее из пыльных архивов, а претворять в жизнь людям, так же далеким от совершенства, на основе полного понимания и осознания значения личного и профессионального наследия Юрия Павловича Спегальского.